Возвращение «Пионера»

– И СНИЛС с медстраховкой, а у тебя еще и права, – подтвердил Денис, подталкивая к нам куда более тощие стопки пластмассовых прямоугольников, похожих на уменьшенные игральные карты. – Сейчас, кстати, не дойчмарки, а евро, единая валюта Евросоюза.

– Союз остался, просто переехал отсюда в Европу, – грустно подытожила Инна.

– Я, когда Булычева читал, всю дорогу в будущее хотел, – сказал Олег.

– А это что? – спросил Денис.

– Это фигня какая-то.

– Ну так вы ее, если я правильно понял, и создали, – сказал Денис весело.

– Я – нет, – отрезал Олег. – Спас разве что.

Ладно хоть не добавил: «И зря». Некрасиво получилось бы. Ладно хоть не я это говорил. Я бы обязательно добавил. Вечно сначала говорю, потом думаю. Хотя тут неделю думай, ничего умнее не придумаешь. Что сказать-то? «Спас раз, и другой раз спасу?» Так я не умею и не знаю как.

С другой стороны, какая разница, умею ли и знаю ли. С кометой тоже не знал и не умел – а вот поди ж ты.

Но толку-то.

Я всмотрелся в свою мрачную физию на фотке, пытаясь вспомнить, а такую-то официальную съемку когда успел пережить, и спохватился:

– А паспорта за деньги выдают, что ли?

– Нет, – отрезал Денис.

– И уж не комплектами раз в два года, – подсказала Инна.

– А как же… – начал я и сообразил: – За взятку, что ли?

Денис посмотрел на вынутый из кармана прибор и пробормотал:

– Где доставка-то уже… А, две минуты. Ща жрать будем, молодежь. Пиццу любите?

Я намек понял, но не смирился:

– Не знаем такой. А… Владислав Георгиевич богатым был, что ли? Это же сколько денег надо было…

Денис невесело засмеялся.

– Богатым он точно не был. Возможность была, конечно, но я это потом уже узнал. Это на ваши деньги в основном. Он же и для вас, и для вашей родни пенсии выбил, и там даже после развала что-то капало. Вот на эти.

Он грустно ухмыльнулся, явно колеблясь, но все-таки добавил:

– Еще и свою пенсию зажимал постоянно. Мать у него разок попросила на что-то – не дал. Она сперва обиделась, потом задумалась, куда тратит. Видно же, что не на себя, сам-то на хлебе и воде, одежду вообще не покупал. Придумала, короче, что у него любовница молодая или там ребенок на стороне. Для него типа старается. Отцу мозг ела, тот отмахивался, говорит, дедушка старый, чокнутый, не парься. А он, оказывается, для вас все копил и конвертировал, чтобы не пропало, каждый месяц, хоть по пять-десять баксов. О, принесли.

Он поспешно пошел к двери, странно помаргивая, словно в глазу застряла соринка.

Я хотел спросить, что такое баксов и что значит конвертировать, но передумал. Опять капитализм какой-нибудь тоскливый. Да и Денис тут же вернулся с кипой плоских картонных коробок и сказал:

– С пепперони, морепродуктами… тебе, Линар, с курицей, наверное. Ну и три сыра на всякий случай.

Я не понял, почему мне с курицей. Я вообще проголодаться не успел. Экипаж, полагаю, тоже.

Но попробовать, конечно, захотелось, хотя казалось – лепешка и лепешка, только начинка снаружи, а не внутри. В общем, мы сожрали почти всё. И два чайника выхлестали. И опять ужрались до полусмерти. Как-то злобно, отчаянно и весело.

А чтобы злостью не подавиться, разговаривали – так было легче.

Денис многого, к сожалению, не знал, а многого просто не понимал – например, зачем дед вошел в градостроительный совет Южинска и из своих денег платил художнику за эскиз панно, а потом пробивал через горисполком создание этого панно на новостройке. Пробил в первоначальном виде, хотя со всех сторон ругались и требовали поменять корабль, исправить лозунг или убрать непонятные надписи.

Денис совсем ничего не знал про космонавтику, не слишком интересовался историей, а к политике относился иронически. Ему было двадцать девять, он не был женат – зачем-то сказал «все сложно» и улыбнулся, – выучился на экономиста, но работал на дому какой-то смесью программиста и редактора, составляющего рекламные объявления, – я это так понял, по крайней мере.

Почему мы вернулись вот так, в подвал, в этот день и в этом году, минуя снижение и все прочее, Денис сказать не мог. Просто отметил, что дед не исключал любого варианта возвращения, даже того, что мы просто окажемся посреди космодрома или на какой-то неизвестной Денису «Дальней даче».

Про проект «Пионер» и про нас Денис знал в самых общих чертах. Дед рассказывал, конечно, и не раз, но он совсем плохой был уже, а я не то чтобы особо слушал и тем более верил, признался Денис, смущенно дожевывая хрустящую корочку. Но дед, оказывается, не только говорил правду, но и верил, что вы вернетесь, – и, видите, сделал так, чтобы было куда.

Это было приятно. И совершенно безнадежно.

Никто нас не ждал, не ценил и не собирался искать.

Не было никакой оккупации, нападения Америки и бомбежки космодрома. И выплеска из Галлеевой комы не было. То ли мы с кометой справились, то ли она и не собиралась выбрасывать вечное ядовитое облако в нашу орбиту – в любом случае Земля обошлась без космического влияния, сломав и опустошив все, что для нас было важным, и надев маски на тех, кого мы вроде бы уже спасли.