Возвращение призраков

Он стонет во сне, и слезы сначала размывают, а потом растворяют картину вокруг. Теперь он на широкой водной глади, залитой лунным светом. Поверхность спокойна — ни ветерка, который смог бы нарушить это умиротворение, — но вскоре слышатся слабые крики, голоса доносятся, кажется, издалека, возможно с другого края огромного озера. Но откуда-то он знает, что это не так, что крики эти — стоны, вздохи, стенания — гораздо ближе. Он знает, что они исходят из самого озера. Прозрачная поверхность воды колышется. Пробегает рябь. Расходятся круги. И из воды поднимается рука, а за ней другая — рядом, от того же тела. Стон переходит в визг, хотя звук остается все еще под водой. Появляется еще одна рука, ее пальцы тянутся вверх, с них стекает влага. Еще рука. Еще. И над поверхностью воды вздымаются сразу миллионы рук. А с ними вырывается многоголосый крик, и озеро превращается в хаос звуков и движения. За руками показываются головы — глаза выпучены, рты разинуты, — и головы поворачиваются к нему, пытаются позвать его. Но голоса искажены, словно горло прогнило в воде, заполнившей через него легкие. И даже не это самое ужасное…

У него вырвался не то крик, не то жалобный стон.

…Потому что головы, смотрящие на него через залитую лунным светом водную гладь, — маленькие…

Его нога дернулась под простыней.

…И все ручки, хватающие воздух, — крошечные…

Он заметался и застонал.

…И все широко раскрытые маленькие глаза хранят ужас своей ранней смерти.

Во сне он издал долгий, протяжный стон:

— Н-н-е-е-ет…

…И дети-утопленники застонали вместе с ним, умоляя о спасении, упрашивая помочь им. Но он знает, что не может, что слишком поздно, что они уже у мерли и уже ничто не спасет их. И тогда они умоляют присоединиться к ним в этом водяном склепе…

 Веки Эша задрожали. Он почти проснулся. Но сон не отпускает его.

Жуткая картина — вздымающиеся умоляющие руки, маленькие бледные головки, качающиеся на воде, как призрачные буйки, серебрящаяся поверхность озера — исчезает, и он уже на сжатом поле. Он думает, что один здесь — он чувствует отчаянное одиночество, — но видит маленькую фигурку в белом, стоящую у деревьев в отдалении. На маленькой девочке лишь один белый носок, и Эш зовет ее по имени, но его зов глохнет в собственных ушах, будто он не издал ни звука. «Джульетта!» Она не отвечает, она вроде тех детей в озере. Она бесстрастна, потому что мертва; и это ее месть ему. Он будет видеть ее — он всегда будет видеть ее, — но она никогда не отзовется и не узнает его. Это наказание ему и кара умершей сестры.

Тишину комнаты нарушает его бормотание. Во сне он снова и снова повторяет имя сестры.