Возвращение Прославленных (СИ)

Алаун наблюдала за женщиной в зеркало. У Рейчел, как и остальных консунтов, живущих в Дагхэде, был ещё один шрам — вокруг лица, уходивший под волосы. Вот только у самой Алаун такого шва не было. Порой девушка задумывалась: почему? Иногда, когда Рейчел высоко поднимала руки, оголялись и остальные её шрамы — более неровные и неаккуратные, чем у самой девушки. Но, казалось, Рейчел это волнует мало. Сейчас она сосредоточенно завязывала длинную шнуровку на спине Алаун. Когда были уложены волосы и надеты драгоценности, служанка отошла к двери и покорно спросила:

— Что доложить Хозяину? Вы спуститесь к ужину?

— Да, — опять кивнула Алаун.

Рейчел поклонившись, тихо вышла из комнаты. Ун смотрела ей вслед. Здесь эта женщина была ей самым близким человеком. Иногда, очень редко, они даже болтали, словно подруги. Но всё же, как и остальные консунты, Рейчел чаще всего пребывала в прострации, мало говорила, выглядела по большей части подавленной и забитой. На её небрежно пришитом лице ничего не отражалось — мимика у консунтов отсутствовала. И Алаун старательно училась у них владеть лицом. Живя в Дагхэде, это было необходимо.

Служанка же, затворив за собой дверь, пару секунд постояла, прислушиваясь, потом кинулась вверх по коридору. Дела не ждали! Рейчел была здесь главной по хозяйству и руководила другими работниками: теми, кто трудился на кухне, кто прибирал комнаты, обслуживал Хьюго и его приближённых. Но Алаун она прислуживала сама. Рейчел нравилась эта девушка, но служанка не понимала, отчего та, в выгодном положении, при своей красоте, всегда грустна.

«Видно, мозги мне достались от какой-нибудь весёлой работящей служанки, а ей — голова меланхоличной особы, — обычно думала Рейчел, выходя от Алаун. — Вечно она сидит часами в гардеробной, может целый день выбирать себе наряд. Странная. Плачет украдкой постоянно. Нет в её глазах покоя. Я вот в душе всегда спокойна, меня, не терзают сомнения, как её. Радуйся, что живёшь, пусть и сшитая из частей. А впрочем, скорее всего, всё это у госпожи это от слишком большого количества свободного времени…»

«Да, все мы здесь — соединения из осколков чужих, разрушенных судеб, — думала в это время Алаун, сидя на кровати и безвольно сложив на коленях руки. — И Джейкоб, и Тим, и Рейчел, и все те остальные, кто тут работают. Да и сама я. Кто я? Кто мои родители? Я всего лишь консунта».

Эти тяжёлые размышления накрывали её после снов. Или это были и не сны вовсе, а видения? В этих кошмарах Алаун накрывал калейдоскоп хаотичных обрывков. Фразы, образы, звуки, боль: её резали по живому, разрубая на части. Из тьмы представали незнакомые лица. Они истошно кричали. Эти сны возвращались к ней снова и снова, заставляя тело Алаун биться в конвульсиях. После она вставала вымотанной и больной. Её трясло и мутило. Но что хуже — мучили тысячи мыслей, смешанных меж собой многоточиями и знаками вопросов.

Однажды она спросила Рейчел, снятся ли той сны. Служанка покачала головой — консунты не могут их видеть. Только черноту. Но Ун то их видела! А Рейчел объясняла, что всё это фантазии впечатлительной девушки.

Алаун встала, и, тяжело вздохнув, направилась в столовую. Она шла по тускло освещённым каменным коридорам, спускаясь вниз. Окон нигде не было. Какие окна в глубоких подвалах замка? Да и зачем они были нужны Алаун? Больше всего на свете она мечтала увидеть рассвет, но знала, что солнечные лучи испепелят и убьют её. Как и любого консунта. Каким бы жестоким ни был Хьюго, он всегда ей об этом напоминал, боясь, что Алаун нечаянно себя разрушит.

Когда девушка зашла в зал, то сэр Хьюго Вендиго Хармус уже восседал на своём месте. Он скривил рот в скупой улыбке.

— Садись, — кивнул он ей на стул, — сейчас спустятся другие.

И Хьюго тут же углубился в какие-то записи.

Алаун присела на краешек стула и привычно оглядела парадный зал. Здесь всё ей безумно надоело. Но каждая вещь была дорога самому Хьюго. Их запрещалось менять или передвигать. А Алаун казалось, что это не зал, а склад безумного старьёвщика, который стащил сюда самые дорогие вещи из своей коллекции: теснившие друг друга резные комоды, пыльные кресла, дорогие гардины, обшитые тяжёлой бахромой, невпопад расставленные скульптуры. Над всем этим висело с десяток разномастных люстр, блестевших подвесками, одна богаче другой. Везде со стен взирали портреты с угрюмыми, надменными лицами. Впрочем, здесь, в подземелье Дагхэда, почти каждая комната была обставлена так.

Девушка опять вздохнула и украдкой посмотрела на массивную фигуру Хьюго. Он читал, бормоча себе под нос. Весь его вид: взлохмаченные волосы, серое вытянутое скуластое лицо, маленькие глаза без ресниц, ходившие ходуном желваки и подрагивающие тонкие губы, выражал беспокойство. Алаун не посмела задавать вопросов — в таком состоянии Хьюго был непредсказуем.