Возвращение Робин Гуда

– Марли. – Он вставил кассету, Марли запел о том, как он убил шерифа. – Это последний раз, когда я прервал звук.

* * *

– Дима не приходил?

Миша соскочил со стремянки и, заглянув ей в глаза снизу, словно кот, мягко принял пакет у нее из рук. Понес в кухню.

– Тут места нет, – донесся его голос. – Я к плите не могу пройти.

Лесбия взялась за стену. Она была красная, мокрая, пышущая жаром. – Ты бы лучше меня взял, – сказала она слабым голосом. – А не эту банку. Сейчас упаду.

Из маленькой комнаты выглянул истекающий мелом Матвей. Увидев Лесбию, быстро подошел. – Сесть? Или лечь?

– Не трогай меня! – Голос у Лесбии вдруг прорезался. – Миша!

– Да, мамочка. – Миша ловко оттеснил Матвея и, придержав Лесбию одной рукой, повернул в комнату.

Лесбия уселась на подставленную табуретку, спиной к стене. – Открой окно, – попросила она. – Нет, не открывай. Там еще хуже.

Миша исчез – и тут же явился с надутыми щеками – и внезапно с силой прыснул Лесбии в лицо водой.

– Достаточно, – трезво сказала Лесбия.

– А можно нам это поесть, мамочка? Ты б еще в двенадцать пришла.

– Что-то случилось, – проговорила Лесбия скороговоркой.

Она откинулась к стене и закатила глаза. – Я чувствую, – сказала она загробным голосом. Глаза ее вдруг раскрылись: – …что это?!

Из прихожей появился совершенно голый Петя.

– Моя очередь. – Матвей двинулся в ванную. – Трусы надень, – сказал он Пете, проходя мимо. – Не в тиятре.

Когда он вышел, семейство сконцентрировалось в кухне, вытащив для этого половину ящиков обратно, в большую комнату, прямо по мелу.

Миша разливал суп из ковша по тарелкам.

– У меня талант? – обратился он к Матвею. – Лесбия, ясно? Человек меня возьмет в гастарбайтеры. Больше мы никогда не будем голодать.

– Я думала, ты хочешь к папе в Голландию.

Миша остановился с ковшом.

– По потолкам скакать легче, конечно, чем учить английский.

– Лесбия, ты что?.. Сама меня послала! Опять начинаешь? Я, во-первых, учил. Stolen from Africa, brought to America… If you know, if you know your history, then you would know where your coming from… – Он осекся.

Он посмотрел на Матвея. – А тут не осталось.

– Ешь, – сказал Матвей.

Он прошел к окну и хотел сесть на ящик. – Не садись! – крикнула Лесбия. – Там посуда!

Матвей встал спиной к окну, опершись на узкий подоконник.

– Я тебе оставлю, – решил Миша. – Или я… Тут тарелок больше нет, – виновато. – Лесбия, я достану из ящика?

– Ешь!

Миша посмотрел на Матвея, пожал плечами. Лесбия дождалась, пока он съест первую ложку, и тогда откинулась к стене, взялась за виски.

Матвей сказал:

– Из Диминой квартиры.

Лесбия опустила руки.

– Надо уходить, – закончил он.

– Ты не чувствуешь, что ты здесь лишний? – спросила Лесбия.

– Подождите!

Матвей остановился на площадке между этажами.

– Я тут вроде один, – сказал он.

– Да… Я хочу спросить. – Миша отступил на шаг. – Почему? Надо уходить? – спросил он с любопытством. – Я ей не проболтаюсь, не бойтесь… ой, то есть не бойся.

– Я не боюсь, – сказал Матвей. – А она – твоя мать. Так не говорят про мать – «она». Это неуважение.

– Да я в курсе, – сказал Миша. – Я же ничего не говорю. Просто – это же Лесбия. Она месяца без мужа не жила. Нет, я знаю, что Дима женат. Можно же развестись.

– Это ты так считаешь?

– Не, я наоборот. Считаю, что зря. Лучше бы за тебя. Шучу! Но я ж не буду ей говорить.

– А это уже неуважение ко мне.

– Да я уважаю! И она уважает. Хочешь, могу за нее извиниться.

– Не надо.

– Ладно.

Они потоптались друг против друга. Миша потерял мысль.

– Я завтра приду, – сказал Матвей. – В девять… нет, в восемь утра. Туда, к Диме. То есть не к Диме. Квартира не его. Нельзя оставаться.

– А как… Не, я понял. Только как они здесь будут? Здесь же ремонт.

– Можно ко мне. Пока хотя бы одну комнату закончим. У меня места меньше, чем у Димы. Но на пару дней хватит.

– Вообще я считаю, – Миша, отставив ногу. – Без разницы, чья квартира. Собственность – это кража…

– Я и говорю – ко мне. Если ты хочешь обсудить философские понятия, давай в другой раз. Сейчас вам до дома еще нужно добраться. Я ухожу, так что ты за старшего. Пока.

– До завтра. – Миша протянул ему руку.

* * *

Без 20 восемь (здесь произносили «без двадцать») Матвей подходил к Диминому подъезду. Деревья и дома мутно вставали в дыму. Транспорт, впрочем, ходил. Люди ехали на работу, у кого была.

Долго давил на кнопку. Наконец дверь открыла заспанная Лесбия. С голыми плечами, обернутая в простыню, конец которой был загнут внутрь и устроен между грудей.

– Ты что, на футбол пришел? – гневно шепотом. – Что ты звонишь, как буйный, мы заснули час назад.

Матвей прошел в комнаты. Дети спали. Развернувшись кругом, пошел в кухню. Лесбия сидела у стола, зевая, собирая одной рукой волосы на затылке, показывая бритую подмышку. Простыня распахнулась выше колен, предоставляя на рассмотрение красные точки от бритья на выпуклых икрах. Матвей сел.

– У меня поспите. Их будить незачем пока, начинай упаковываться. Я кашу сварю. Овсянку у вас едят?

Она зевнула во весь рот.

– Я не пойму… – сказала шелестящим голосом. – Откуда ты взялся на мою голову…