Степан не видел, как по нему проплыла размашистая тень и на матовую спину соседнего сугроба неслышно спланировал орлан-белохвост. Сложив огромные крылья, стервятник пытливо вглядывался в неподвижно лежащего человека. Крылья подрагивали от нетерпения, крючковатый с зазубринами клюв то и дело хищно приоткрывался. Решив, что человек мертв, орлан издал торжествующий клекот. Степан приоткрыл глаз и увидел рядом с собой громадную птицу.
— Ишь, ты! Моей плоти захотел? Шиш тебе! — произнес он и потянулся за посохом.
Стервятник, сверкнув желтыми глазищами, нехотя отлетел. Степан же поспешил встать. Перед ним сразу все поплыло, в глазах потемнело. Опершись на посох, он все-таки устоял. Когда стало лучше, зашагал под звуки негодующей перебранки снежинок, безжалостно сминаемых оледенелыми подошвами.
До вечера одолел еще порядка семи километров. На горизонте в сизом мареве уже проступали знакомые с детства силуэты гор с куполом Сахарной Головы в центре.
Выбрав место, где было больше всего сухостоин, Степан, прежде чем рыть в снегу яму под кострище, привычным движением попытался скинуть рюкзак и… взвыл от ужаса — его за спиной не было. Вспомнилось, что после перекуса рюкзак подложил под голову… Выходит, там оставил… Слава богу, что спички в кармане. Правда, всего семь штук. Чиркнул одной — головка прошипела, но так и не вспыхнула: видимо, отсырела. Степан вынул оставшиеся и разложил вместе с коробком на ствол сушиться. Солнце, хоть и склонилось к горизонту, еще пригревало. Минут через двадцать предпринял вторую попытку — на этот раз удачную.
Огонь, задавленный густым дымом, наконец пробился крохотным язычком пламени. И вот уже трепещет, увенчанный золотистыми искрами, жаркий костер. Немного обсохнув, Степан стал вырезать ножом из снега кирпичи для отражающей стенки. Благодаря ей вертеться ночью не пришлось.
Утром с новой силой напомнил о себе голод. Порылся в карманах — ни единой крошки. Нашел только скомканный фантик от конфеты. Развернул — «Мишка на Севере». Жена дала в дорогу. Вспомнив про рюкзак, полный мяса, Степан выругался, но не возвращаться же за ним. Преодолевая приступы тошноты и головокружения, он встал и побрел к темнеющим зубцам. Поначалу шел с трудом, но мышцы шаг за шагом разминались, а боль в колене отступала.
— Эх! Если б были лыжи, уже чаи б гонял! — в который раз попрекал себя охотовед. — На них куда быстрей… Да кто ж думал, что так получится!
К полудню почувствовал, что выдыхается. Тем не менее, подгоняемый бьющими в спину студеными вздохами ветра, продолжал с тупым отчаянием брести, утопая временами в снежных наметах по пояс. Вконец вымотавшись, понял — надо делать снегоступы! Без них никак!
Нарезав ножом гибких ивовых веток, сплел две округлые площадки. Разрезал ремень на три полоски. Двумя притянул получившиеся снегоступы к унтам, а третьей подвязал штаны. Поскольку теперь ноги почти не проваливались, идти стало намного легче.
«И чего сразу не сделал? Столько мучился! — удивлялся сам себе Степан. — Бестолковым становлюсь. Старею, что ли?»
В разрыве туч показался слепящий глаз солнца. Сразу потеплело. Обласканный его лучами, охотовед решил передохнуть. Привалившись к стволу ели, долго полулежал, перебирая всплывавшие в воспаленном мозгу обрывки воспоминаний и мыслей, не имея сил связать их воедино…
Вот он ловит на реке вещи, выпавшие из люльки мотоцикла, вот палит из тяжеленного, выше его, дедова ружья и безбожно мажет, вот радуется весеннему буйству пернатых на озере, вот мастерит из перчатки соску для росомашат…
Веки то и дело смеживались. Путник не заметил, как впал в забытье. Проснулся от того, что кто-то царапал его бушлат из солдатского сукна. Огляделся — никого. Только снег сыпет. В голове настойчиво зазвучало: «Вставай! Иди! Вставай, иди!»
Степан подчинился. Прочитав единственную известную с детства молитву «Отче наш», пошел, опираясь, дабы не перегружать травмированное колено, на посох. Впереди, в метрах ста от него, сквозь заволакивающую глаза пелену просматривалось темное пятно. Поначалу охотовед не обращал на него внимания — мало ли с чего съехал снег и обнажил черноту. Но как только он двинулся, пятно стало удаляться. И что интересно, удаляться в сторону Верхов. А может, это ему померещилось от голода? Отгоняя морок, путник потер глаза. Пятно не исчезло, все так же мутно маячило впереди. Степан остановится, и оно замрет.
«Кто это может быть? Наверное, волк, выжидает, когда отдам концы… Нет, скорее всего, деревенская собака… ведет в деревню. Хотя нет, собака подошла бы… Может, одичавшая?»
Пытаясь догнать таинственного проводника, Степан неимоверным усилием воли заставил себя прибавить шаг. Прошел час, но расстояние не сокращалось. Тем временем задувший с севера ветер оттеснил облака за горизонт. Эта перемена не радовала путника: знал, что следом покрепчает мороз. И точно: бороду и воротник бушлата вскоре стал выбеливать иней. В воздухе густо замельтешили искорки изморози. Чтобы ночью не замерзнуть, надо было поторопиться с выбором места ночевки и заготовить побольше дров.