Возвращение росомахи

— Пошто твоя стрелка? — спросил он, указывая на висящий над чуркой компас.

— Чтобы не заблудиться, когда солнце скрыто тучами.

— Знай, знай. Пошто стрелка ходи? Пошто сам дорога не смотри? — уточнил старик.

Ему было непонятно, как в тайге можно заблудиться.

Пока разговаривали, я разулся и повесил сушить улы на перекладину. Глянув на подошву, ахнул — она в нескольких местах треснула поперек. И поделом мне. Сушу прямо над печкой. Сколько раз Лукса говорил, что кожа от жара становится ломкой. И почему человек никогда не слушает других? Обязательно надо на своей шкуре убедиться.

Охотника, как и волка, ноги кормят. Они предмет особой заботы, особенно зимой. Аулы — самая подходящая для промысловика обувь: легкая, теплая и удобная. Шьют их из шкур, снятых с шеи или спины лося, изюбря. Годится и со спины кабана. Лучше всего шкуры, добытые зимой, так как кожа в это время года плотнее и толще.

Выделка кожи для ул — процесс не сложный, но длительный. Обувь из правильно выделанной кожи получается мягкой и прочной. Внутри улы выкладывают травой хайкта, специально для этого заготовляемой. Она хорошо сохраняет тепло и в то же время служит своеобразными портянками, предохраняющими ноги от мозолей. Помимо этого в сильный мороз на ноги еще надевают меховые чулки.

* * *

Что-то стал быстро уставать в последние дни. Все делаю через силу. Видимо, выдохся, или, как говорят спортсмены, произошло «накопление остаточной усталости». Постараюсь завтра уменьшить нагрузку, хотя это и непросто. Когда за очередной волной сопок открываются новые голубеющие дали, чем дальше обращаешь взор, тем заманчивей и богаче представляется тамошняя тайга. Так и влечет туда, а что именно — трудно понять. Неизвестность? Пожалуй. Она во все времена манила и манит людей за горизонт.

Несмотря на усталость, аппетит прорезался такой, что хоть из палатки не выходи. Уже через пару часов начинает сосать под ложечкой со страшной силой. И это понятно. Ведь раньше ходил в основном по накатанной лыжне, а теперь, в поисках мест богатых соболем, все больше по целине.

Прошло ровно двадцать дней, как Аки ушел на свой участок, но за это время ни одна западня не порадовала меня вытоптанной «ареной». Что делать? Время летит. Неужели охотовед окажется прав и я не вытяну план?

Сегодня на соседнем ключе Улантиково нашел, наконец, прекрасные тропки. Выставив по склонам восемь ловушек, повеселел. Надежда оживила охотничье сердце.

Однако злой рок продолжает преследовать меня. Только я спустился к ключу, как монотонно-серое небо словно разверзлось: густо повалили белые хлопья. Все мои ловушки на подрезку засыпет, а на приманку соболь по-прежнему не идет.

Прошло два пустых дня. Сегодня вечером, словно услышав мои молитвы, унылый облачный покров наконец распался на рваные куски, оголив синеву небесной сферы. Красный холодный шар озарил края серых туч, отчего те потемнели изнутри еще сильнее. Вскоре солнце скрылось за сопкой, но тучи еще долго продолжали полыхать прощальным огнем. Стало грустно. Закат для меня — это всегда печаль, ощущение некой потери.

Новые встречи

Мороз нынче как по заказу. Заставляет резво ходить и в то же время не настолько силен, чтобы замерзнуть при установке ловушек.

Поднимаясь по ключу, я приметил на пологом склоне сопки с десяток ворон, вьющихся над разлапистыми кедрами. «Неспроста летающие волки собрались», — подумал я и направил лыжи в их сторону. Шагов через двести появились сначала следы спокойно кормившихся, а затем в панике разбежавшихся кабанов. Пытаюсь по следам восстановить, что здесь произошло, как вдруг с вершины утеса, у подножия которого я стоял, донесся грозный, леденящий сердце рык. Поднял голову и обомлел — тигр! Из оскаленной пасти торчали, словно финки, острые клыки. Нижняя губа нервно вздрагивала. Кончик хвоста подергивался.

Страх пронзил мое сердце, ноги противно заныли и как будто отнялись, по всему телу волнами забегали колючие мурашки. Подобную встречу я давно ожидал и даже, признаюсь, по-мальчишески мечтал о ней, рассчитывая сфотографировать тигра. Поэтому психологически был готов и в явную панику не впал, хотя от напряжения вибрировал каждый мускул, а о своем желании сфотографировать даже не вспомнил.

Стал медленно пятиться назад. Все время, пока тигр был в поле зрения, он так и стоял в царственной позе, не сводя с меня глаз. Его тугой хвост напряженно замер в воздухе. Как только тигр скрылся из вида, я развернулся и, то и дело оглядываясь, заскользил в долину. Разочарованные вороны криками осуждали мое бегство.