Как-то весной, накануне Страстной недели, бабке Екатерине приснился сгоревший сын Герасим. Был он весь в черном и, стоя неподвижно, громко произнес: «Матушка, неприютно мне здесь, помолись за меня. Испроси у Господа искупления греха моего смертного». Женщина проснулась. Обливаясь слезами, она бухнулась на колени и до утра молилась перед образами. А подоив и выгнав в стадо корову, пошла к подругам. Рассказала про сон. Обсудив его, они сговорились перед Пасхой в Чистый четверг прибрать церковь и помолиться там вместе.
Два дня дотемна выгребали хлам, мыли пол, вытирали с сохранившихся росписей на стене пыль. В субботу стали готовиться к Пасхе. Одна принесла Псалтырь в кожаном переплете, другая — икону Казанской Божией Матери, Библию. Развесили вышитые полотенца, застелили скатертью стол для приготовленных яиц и куличей.
Старославянский толком никто не знал, но все же пытались читать по писаному, улавливая музыку молитвы сердцем. С тех пор нет-нет да стали собираться в церкви.
После одного из совместных молений сваха Екатерины, бабка Люба, села на паперти. Счастливая улыбка озарила ее лицо:
— Ой, девочки! Как здесь хорошо! И не уходила б никуда. Вот кто объяснит: молюсь, молюсь дома, все одно страшно жить. А сюда прихожу — и будто кто силы вливает, благодать на душу ложится. И думаю: «С Божьей помощью как-нибудь поставим с Катей мальцов на ноги».
— Да и мне уходить отсель не хочется. Тут даже дышится легче, — подхватила…
— А что? Давайте каждое воскресенье собираться. Глядишь, еще кто сподобится, присоединится, — предложила…
Долгое время они ходили то втроем, то впятером. Их так и прозвали — «церковницы».
Однажды вместе с Подковой в село приехал священник и предложил крестить желающих полным погружением. Желающих оказалось немало. С той поры и кое-кто из мужиков стал заглядывать в церковь. А учитель истории всегда с сыновьями захаживал. Мягкому и молчаливому старшему Сергею, любившему рисовать в уединении, царящая в церкви атмосфера до того пришлась по душе, что иногда заходил и без отца. Стоял, подолгу рассматривая лики. После окончания школы он поступил в медучилище на фельдшерское отделение.
Приезжая домой на каникулы, Сергей с раннего утра до захода солнца пропадал в церкви. Смастерил и поставил у входа две лавочки, побелил свободные от росписей стены, отремонтировал вместе с друзьями крышу. Завершив учебу, он, уже работая на «скорой помощи», поступил в семинарию. Это в селе никого не удивило.
Ближе к окончанию его учебы тетка Елена, взявшая на себя обязанности церковного старосты, поехала в епархию с просьбой направить парня после рукоположения в сан в Верхи. Епископ Филарет благословил. Так и образовался полноценный приход, а заодно и фельдшерский пункт.
Через год с небольшим отец Сергий обвенчался с одноклассницей — тихой, работящей девушкой Ириной.
С Божьего благословения и при финансовой помощи пожертвователей — в основном выходцев из Верхов, живущих в городе, — селяне приобрели несколько икон и три колокола. Мастеровой Николай Пуля в благодарность за то, что отец Сергий легко и без осложнений удалил мучавший его двое суток аппендицит, вырезал за зиму Царские врата и оклад для иконостаса. Женщины с энтузиазмом учились пению на клиросе. Вскоре у них сложился столь замечательный хор, что приехавшие из епархии на освящение колоколов и Царских врат представители духовенства во главе с епископом не могли скрыть восхищения.
Помимо служб отец Сергий каждое воскресенье после причастия читал проповеди. И такие они были мудрые и проникновенные, так брали за душу, что послушать их стало собираться чуть ли не полсела. Люди приходили не только за советом, но и чтобы обсудить свои болячки, испросить нужного лекарства.
По окончании Петрова поста отец Сергий отправился на речку Ворчалку порыбачить: завтра день рождения матушки Ирины, а она у него любительница рыбы.
День стоял ясный, тихий. Поляна, поросшая травой и полевыми цветами, звенела от стрекота кузнечиков. Впереди как-то странно летал орел. Он то пикировал вниз, то вновь взмывал вверх.
— За кем-то охотится, — сообразил батюшка и прибавил шаг. Взойдя на бугор, увидел мчащегося по поляне зайца. Расчетливыми прыжками вбок он каждый раз уклонялся от грозного преследователя. Промахнувшийся орел тут же свечой взмывал в небо, а косой возобновлял бег. Когда стервятник, вновь падая сверху, выпускал крючковатые когти, заяц делал резкий бросок в сторону, правда, с каждым разом все короче.
— Эх! Замотает! — сокрушенно вздохнул отец Сергий.
Но вот косой достиг пихтача и, бросив победный взгляд на пикирующую птицу, скрылся под зелеными лапами.
— Ай да молодец! — похвалил священник.
С остановками на пробные забросы он дошел до верхних порогов, у которых обычно брал не меньше дюжины радужных хариусов. Сегодня, однако, ни одной поклевки. Батюшка расстроился до крайней степени. Еще бы! Чем же он порадует матушку?