Глава 6
Грабежи
Царил полдень — знойный, тихий. Погруженный в маревую дымку лес как будто колыхался. На скамейке у ворот, под ажурной тенью березы привычно сидел, небрежно зажав между двух пальцев самокрутку, дед Ермил. Лоб и заросшие колючей щетиной щеки блестели от пота, словно намазанные салом. Изнывая от жары, он то и дело отирал рукавом рубахи выступающий бисер пота и отмахивался от налетавших слепней.
Попыхивая дымом сквозь густые, прокопченные до желтизны усы, старик поглядывал то на копошившихся в пыли куриц, то на осанистого петуха, то на щиплющих траву ослепительно-белых гусей, то на пробегавшую с гиканьем ребятню. От всех этих картин в душе Ермила Федоровича царило умиротворение, которое враз разрушило приближающееся причитание:
— Господи, за что ж така напасть?! Убыток-то какой!
Калитка распахнулась: к нему семенила разгневанная старуха.
— Токо знаешь дымить! Ты почто дверку в ледник не затворил? Уж все запотело, отмякло.
Старик недовольно вскинул глухариные брови:
— Че расшумелась! Не был я седня там!.. Сама, небось, не заперла… Докурю — гляну…
Спустившись по ступенькам в ледник, Ермил сразу почувствовал, что в нем и впрямь заметно потеплело. Запалил свечку. Когда глаза привыкли к полумраку, оглядел запасы. У дальнего края за дощаной стенкой лежала вперемежку со льдом нарубленная кусками лосятина — сын дал. Ближе к двери возвышалась гора набитых зимой тушек зайцев. Вот только брезент, прикрывавший их для лучшего сохранения холода, почему-то лежал в проходе. Подняв его, промысловик увидел погрызенную заячью голову. Самой тушки не было.
— Вот это да тебе! Кто ж так похозяйничал? — выругавшись, старик вышел и, накинув на ушко крючок, для верности подпер дверь еще и колом.
Утром, выгнав корову в стадо, он заторопился к леднику. Все запоры на месте, следов на росной траве нет. Вот и славно!
В следующие два дня дед не выходил из дома: ноги опять отказали. Беспокоясь за припасы, он отправил к леднику старуху. Слава богу, все было в порядке. На третий, как только полегчало, поковылял сам. И тут его взору предстала картина возмутительного по наглости набега: дверь снизу прогрызена, на земле желтели щепки, кусочки древесины, а заячьих тушек явно поубавилось. По мускусному запаху было ясно: хозяйничала росомаха.
— У-у-у, паскуда! — загудел Ермил Федорович, потрясая костлявым кулаком. — Ну погоди, мы тоже не лыком шиты! Посмотрим, кто кого!
Исторгая все известные ему мудреные выражения, он принес из сарая двухпружинный капкан с цепочкой и потаском на конце. Спустившись к двери, заткнул дыру пуком сена, а капкан установил в выкопанную перед ней ямку. Слегка притрусил его травой.
Росомаха повторила набег лишь на четвертый день. В этот раз погром был еще более ужасным: дверь прогрызена теперь с другого края, а из дыры сочится тошнотворный запах. Распахнув дверь, Ермил увидел на заиндевелых заячьих тушках несколько расплывшихся желто-коричневых пятен. От ярости он заскрежетал остатками зубов.
— Чего она прицепилась ко мне? Неужто та, что зимой подранил? Надо Динку тута привязать. И как это я раньше не смякитил? Эх, старость не радость!
Но лишь только он подвел собаку к леднику, та, жалобно скуля, стала что было сил упираться. Вырвавшись, убежала и не появлялась во дворе до следующего дня.
Проклиная все на свете, старик зашагал прямо через огороды к дому сына, Степана, работающего в госпромхозе охотоведом. Поспел в самый раз: сын, сидя на нижней ступеньке высокого крыльца, натягивал кирзовые сапоги. При этом уворачивался от поджарого, белой масти кобеля с черными «сапожками» на лапах, пытавшегося лизнуть его лицо. Когда псу это удалось, загнутый кренделем хвост от восторга заходил ходуном.
Степан потрепал загривок Мавра с нежностью, никак не вязавшейся с его суровым обликом. Ястребиный нос, густая черная, с едва наметившейся сединой борода и усы придавали его лицу угрюмое выражение. Взгляд зеленоватых глаз из-под нависших косматых, точь-в-точь как у отца, бровей был настороженным и цепким. Степан был до того высок, что в иные избы ему приходилось входить пригнувшись.
— Доброго здоровья, сынок. Дело есть! — Ермил зачем-то помял мясистый, с красными прожилками нос и продолжил: — В общем, так: росомаха повадилась зайцев таскать из мово ледника. А ноне вообще все мясо испоганила. Така вонь — дышать не можно! Без мяса оставила! Подсоби изловить али пристрелить воровку. Хитрющая, зараза, ничего не боится! Запор поставил — дверь прогрызла. Капкан насторожил — обошла.
— Да-а, батя! Не повезло тебе. Признавайся, где ей насолил?
— Да было дело… Ранил в конце сезона одну.
— Вот она и сводит счеты.
— Так тем паче изловить надо.
— Ладно, поймаем твою обидчицу. У меня с прошлого года заявка на живоотлов росомахи лежит. На семинар съезжу и займусь…
Отец недовольно закряхтел, сдвинул ершистые брови: