Возвращение с того света

Он прочел еще одну проповедь – острую, злую и горькую, направленную против церкви Вселенской Любви. Он говорил, отчетливо понимая, что впустую сотрясает воздух. Его слушали старушки, которые и без того плевались при одном упоминании сектантов. Те самые старушки, между прочим, которые благополучно отваживали от церкви молодежь своим злобным шипением и постоянными одергиваниями: не так оделся, не туда стал, не так поставил свечку." Его так и подмывало проехаться по этому поводу, но он сдержался: чего доброго, и эти подадутся в секту, и тогда будет он, отец Силантий, читать проповеди сам себе…

Утром он опять получил анонимку с угрозами и предложением собирать манатки и уносить ноги куда подальше. Это была уже пятнадцатая анонимка. Отец Силантий берег их, храня в отдельном ящике стола, как неоспоримые свидетельства того, что его работа не пропадает втуне. Он был рядовым в армии Господа, и эти грязноватые листки бумаги с коряво выведенными на них левой рукой угрозами и матерными эпитетами были его единственной наградой, его орденами. В минуты душевной слабости, когда ему хотелось бросить все и податься в монастырь, он садился в свое удобное кресло, открывал запертый на ключ ящик и перечитывал анонимки.

Жизнь сразу наполнялась смыслом: он мешал слугам дьявола делать их грязное дело, а большего в его положении нельзя было и желать. Это была слабая помеха, и это было слабое утешение, но все же лучше, чем совсем ничего.

К вечеру отец Силантий снова был пьян, а поутру с тяжким похмельным изумлением обнаружил, что в доме нечего есть. Умывшись и расчесав спутавшуюся за ночь бороду, батюшка облачился в мирское одеяние, выкатил из сарая велосипед, повесил на руль хозяйственную сумку и выехал со двора, держа путь в крапивинский гастроном, поскольку в магазине деревни Мокрое продуктов было немногим больше, чем в его собственном холодильнике.

Пять километров на велосипеде – сущий пустяк даже для такого велосипедиста, каким был отец Силантий. Дорога уже подсохла, и только в ложбинах грязь еще оставалась вязкой, норовя затормозить поступательное продвижение отца Силантия и повалить его на бок. Отец Силантий, впрочем, хорошо изучил нрав здешних дорог, и выбить его из седла было не так-то просто. Ехал он не торопясь, но дорога все равно отняла у него не более получаса, по истечении которого он прислонил свой видавший виды велосипед с обшарпанной рамой и заметной «восьмеркой» на переднем колесе к сваренному из чугунных труб поручню, тянувшемуся вдоль витрины гастронома.

Он вошел в магазин, кивая, раскланиваясь и осведомляясь о здоровье. Он знал здесь почти всех, и все без исключения знали его. Держа сумку на сгибе локтя, как домохозяйка, он принялся наполнять ее продуктами: килограмм макаронов, батон колбасы, две буханки черного хлеба и одна белого, пакетик черного чая, жестянка растворимого кофе, пакет сахару. Отец Силантий загружался основательно, чтобы не мотаться туда-сюда лишний раз.

Он немного поболтал с продавщицей в бакалейном отделе: как здоровье, как муж, оправилась ли после болезни матушка, и потратил не менее десяти минут на то, чтобы отразить атаку нового директора крапивинской школы, одержимого идеей провести экскурсию учащихся в храм Святой Троицы. Он считал, что тем самым внесет неоценимый вклад в дело воспитания подрастающего поколения. Этот новоявленный славянофил с отчетливым черносотенным душком не нравился отцу Силантию, и тот не понимал, куда смотрели люди, назначившие явного дурака и экстремиста директором школы. Ему стоило немалого труда деликатно втолковать этой дубине, что храм Божий, как и железнодорожное полотно, не является местом для игр и прогулок.

"Существует воскресная школа, – говорил он, – существуют службы, куда вход открыт и старикам, и молодежи… Кроме того, – сказал он, – что вы собираетесь показывать детям в недостроенном храме?

Единственное, что вы можете привить им, действуя подобным образом, это скуку и отвращение…" Он выразил готовность посетить школу и провести несколько бесед с учащимися разных классов, если у господина директора будет такое желание, и они расстались, недовольные друг другом.