Но если с совестью договориться было легко, то мой внутренний ученый яро протестовал против настойчивого желания покинуть лес. Раз за разом он подкидывал мне аргументы - загадки, которые я еще не разрешила, не докопалась. Ученого очень беспокоил тот факт, что я могу никогда не узнать, что же за деревня живет в этом странном лесу, каких животных я еще не видела и что за опыты охраняют от моего внимания Ратмир с Эстом. Ученый навязчиво уверял, что настоящий исследователь обязан жертвовать личным счастьем ради науки, а если уж на то пошло, то не мешало бы познакомиться с хозяином земель поближе, чтобы побыстрее узнать все секреты. С такой постановкой вопроса было согласно еще что-то внутри меня, о чем думать было страшно и стыдно. Навязчивый голосок нашептывал, что я не узнала Ратмира достаточно хорошо, чтобы принимать скоропалительные решения. С ученым мне удалось договориться, пообещав вернуться в лес с группой исследователей и уж точно рассекретить все потаенные места. А вот пищащий на манер комара голосок я предпочла просто не замечать…
Настал день отъезда нашей делегации, состоящей из близнецов и наставников. Мы тепло попрощались, я в очередной раз напомнила Гаудии о необходимости связаться с Джит и сестрами, а Кловесу передала письмо для профессора, в котором просила помочь парню с определением в научной среде. Кортеж тронулся, а я с замиранием сердца смотрела ему вслед, понимая, что снова теряю частичку себя, того, что незримо поддерживало меня все это время. Как в подтверждение моих мыслей стали набегать тучи, поднялся прохладный порывистый ветер, трепавший подол моего платья и волосы, пока я с сосредоточенным лицом смотрела туда, где уже давно исчез из вида кортеж. Уходить не хотелось, я поняла, что по моему лицу текут слезы. А, может быть, это были вовсе не они, а капли дождя, который стал незаметно накрапывать.
Я все стояла, когда дождь усилился и стал нещадно колотить холодными каплями, моментально намочив платье, приминая волосы, ударяя по рукам и ключицам, маскируя слезы... Даже не подозревала, что так привязалась к чужим для меня людям, к нашим совместным завтракам и ужинам, глупым спорам и заразительному смеху. Но... этого больше не будет никогда. Сейчас я остаюсь одна с тираном в этом нависающем арками доме, как маленькая куропатка, поданная на огромном блюде. И он, не задумываясь, меня съест, - в этом я уверена, и без разницы какие мотивы при этом преследует. Поэтому... бежать, как можно скорее. Возникла мысль отправиться по следам кортежа, но это могло быть слишком заметно. Пошел дождь, и Ратмир поехал вместе со всеми до скал. Не хотелось бы попасться тирану на глаза, когда он решит вернуться. Я же, в конце концов, как мокрая курица, вернулась в свою комнату и погрузилась в блаженную теплоту купальни, стараясь не думать ни о чем.
За ужином мы оказались с Ратмиром одни. Эст был в отъезде, я помнила про поручение Ратмира привезти документалиста, а Файн не пришел. Наверное, тоже был занят каким-то поручением... Быть может, караулить территорию вокруг дома, чтобы невеста не сбежала? Скоро я совсем свихнусь и стану параноиком, не хуже хозяина. Наверняка, у Файна разболелась голова, как и у всех в этом доме, кто не пришел полакомиться какой-нибудь печеной картошкой с копченой рыбешкой в общий зал.
Лампы сегодня горели совсем приглушенно, мы гордо восседали в большом зале в полутьме. Экономит, как люди уехали? - закралась крамольная мысль. Мэри исчезла в проходе на кухню со словами:
- Вы такие милые голубки! - казалось, что она готова нас загрести в свои объятья и потискать, как упитанных котят. Но она лишь подмигнула и хитро улыбнулась. - Не буду мешать вашему уединению!
Ох-х... только и подумала я. Уж лучше бы Мэри каждую минуту что-то приносила и делилась рецептом приготовления этой восхитительной картошки. Наколов клубень на вилку, я плотоядно посмотрела на него и уже раскрыла рот, чтобы откусить смачный, еще дымящийся, кусочек, приправленный солью, как взгляд случайно скользнул по лицу Ратмира. И я замерла. Даже рот не смогла закрыть. Так и сидела с открытым ртом, глядя в темноту его глаз. Потому что в этом взгляде снова сквозило нечто... тоже плотоядное, резкое и... сдерживаемое. Словно картошкой была я. Такая же разваренная и готовая полезть в рот.