Провожая Андре, хозяин пятился задом и непрерывно кланялся, словно перед ним была особа королевского происхождения. Он непрестанно сетовал на отсутствие комнат, достойных гражданина эмиссара. Но гражданин эмиссар убедится, что перед ним всего лишь бедняк, владелец обычного провинциального постоялого двора, и, возможно не будет чересчур требователен.
Гражданин эмиссар, следуя за отступающим, суетливо кланяющимся виноторговцем по узкому, вымощенному каменными плитами коридору, обратился к своему секретарю.
— Как изменились времена, Жером! И изменились, несомненно к лучшему. Ты заметил, что вдохновляющие принципы демократии проникли даже в этот убогий сельский городишко? Обрати внимание на дружелюбное поведение этого славного хозяина, лёгкие которого наполнены чистым воздухом свободы. Как отлично оно от низкопоклонства прежних дней, когда деспоты попирали эту землю! О, благословенная свобода! О, всепобеждающее братство!
Буассанкур едва не задохнулся от распирающего его смеха.
Но хозяин самодовольно улыбнулся похвале и стал кланяться ещё более раболепно. Он провёл гостей в небольшую квадратную комнату, окна которой выходили во двор. Её обычно использовали как столовую для путешественников, желающих питаться отдельно от других постояльцев и посетителей трактира. Но на время визита гражданина эмиссара эту комнату отдадут в его полное распоряжение. К ней примыкает спальня, и, если гражданин эмиссар не возражает, другая спальня, расположенная напротив, будет отведена его секретарю.
Гражданин эмиссар с брезгливым видом прошёлся по комнате, разглядывая её убранство. Белёные стены украшали несколько картин. Важная персона из Парижа устроила им тщательный осмотр. На самом видном месте висела репродукция Давидовой «Смерти Марата». Перед ней гражданин эмиссар склонил голову, словно перед святыней. Потом он подошёл к совершенно недостоверному портрету доктора Гильотена. Рядом красовалась литография, изображающая площадь Революции с гильотиной в центре. Надпись под ней гласила «Национальная бритва для предателей». Довершали эту выставку революционного искусства портрет Мирабо и карикатура, изображающая триумф народа над Деспотизмом — Обнажённый Колосс, придавивший одной ногой гомункулов в пэрских коронах, а другой — столь же крошечных тварей в епископских миртах.
— Превосходно, — одобрил гражданин эмиссар. — Если эти картины отражают ваши убеждения, вас можно поздравить.
Хозяин, маленький высохший человечек, удовлетворённо потёр руки. Он разразился было пространной речью на предмет своих принципов, но гражданин представитель грубо его перебил.
— Да, да. Не нужно столько слов. Я сам выясню всё, пока буду жить у вас. Мне много чего предстоит выяснить. — В его тоне и улыбке проскользнуло нечто зловещее. Хозяин поёжился под недобрым взглядом гостя и замолчал, ожидая продолжения.
Андре-Луи заказал обед. Хозяин осведомился, не желает ли он чего-нибудь особенного.
— На ваше усмотрение. Путешествие было утомительным, и мы голодны. Посмотрим, как вы накормите слуг нации. Это будет проверкой вашему патриотизму. После обеда я приму мэра и председателя вашего революционного комитета. Известите их.
Небрежным жестом руки Андре-Луи отпустил раболепного хозяина. Буассанкур закрыл дверь и, приглушив могучий, зычный голос, пробормотал:
— Ради Бога, не переиграйте.
Андре-Луи улыбнулся, и Буассанкур тоже заметил недобрый огонёк в его глазах.
— Это невозможно. Никогда ещё страна не знала таких деспотов, как наши апостолы Равенства. Кроме того, забавно видеть, как эти жалкие крысы танцуют под музыку, которую сами же заказывали.
— Возможно. Но мы здесь не для того, чтобы забавляться.
Если качество поданных на обед блюд служило демонстрацией патриотизма, то владелец постоялого двора показал себя самым непреклонным патриотом. От крепкого мясного бульона исходил восхитительный аромат, нежный и упитанный каплун был зажарен безупречно, вино вызывало сладкие грёзы о берегах Гаронны, свежий пшеничный хлеб превосходил по качеству всё, что Андре-Луи и Буассанкур ели за последний месяц. Гостям испуганно и проворно прислуживали жена и дочь хозяина.
— Недурно, недурно, — похвалил Буассанкур. — Кажется, в провинции не голодают так, как в Париже.
— Члены правительства не голодают нигде, — резко заметил Андре-Луи. — Что мы скоро и покажем голодному народу.
После обеда, когда убрали со стола, в гостиницу прибыл мэр Блеранкура — упитанный, луноликий коротышка лет сорока с маленькими красными глазками, которые придавали ему нездоровый вид. Коротышка назвался Фуляром. От него так и веяло самодовольством и, заметив это, Андре-Луи с самого начала избрал агрессивную линию поведения. Он даже не привстал навстречу посетителю, а лишь нарочито неторопливо оторвал взгляд от бумаг, которые предусмотрительно разложил на столе, и недружелюбно оглядел вошедшего, причём взгляд его задержался на солидном чиновничьем брюшке.
— Стало быть, вы мэр, а? — произнёс Андре-Луи вместо приветствия. — Я гляжу, вы чрезмерно упитанны. В Париже все патриоты исхудали.