Возвращение Скарамуша

Полдесятка членов Комитета общественной безопасности, спешно собравшихся, чтобы выслушать срочное, по утверждению сапожника, заявление, не были склонны принимать его всерьёз. В отсутствие президента комитета его кресло занимал представитель Лавиконтри, и случилось так, что этот человек был одним из помощников де Баца, а Сенар, секретарь и фактотум комитета, голос которого тоже имел немалый вес, получал от барона деньги. При упоминании барона оба насторожились.

Когда приземистый, неопрятный, вызывающий неприязнь Симон закончил своё выступление, Лавиконтри, желая повлиять на мнение коллег по комитету, рассмеялся.

— Честное слово, гражданин, если это всё, что ты имел сообщить, лучше бы ты сначала убедился, что эти люди не покупали в лавке товар.

Симон насупился. Его маленькие крысиные глазки-бусинки вспыхнули злобой.

— Это не тот вопрос, к которому можно отнестись легкомысленно. Я прошу вас всех не забывать, граждане, что названный бакалейщик время от времени патрулирует Тампль, а Мишони несёт там охрану регулярно. Неужели вам в связи с этим ничего не приходит на ум?

— Тогда их знакомство естественно, — осторожно заметил Сенар.

— Ага! А с де Бацем? С этим иностранным агентом? Что они делали в закрытой лавке вместе с де Бацем и вторым субъектом — его постоянным компаньоном?

— Откуда ты знаешь, что де Бац — иностранный агент? — спросил кто-то из членов комитета.

— Таковы сведения, которые я получил.

Лавиконтри развил вопрос коллеги.

— А какими доказательствами ты можешь подкрепить столь серьёзное обвинение?

— Разве можно предположить, что ci-devant аристократ, ci-devant барон приехал в Париж по другому делу?

— В Париже довольно порядочное число ci-devants, гражданин Симон, — вмешался Сенар. — Ты считаешь, что все они — иностранные агенты? Если нет, то почему же ты выделил именно гражданина Баца?

У Симона чуть пена изо рта не пошла от злости.

— Потому что он стакнулся с сержантом, который отвечает за охрану Тампля, и с капитаном Национальной гвардии, который должен нести там сегодня караул! Пресвятой Боже! Вы до сих пор в этом ничего подозрительного не находите?

Вероятно, Лавиконтри в конце концов отмахнулся бы от назойливого доносчика и отослал бы его прочь. Но один из членов комитета занял другую позицию. Он решил, что следует немедленно послать за Мишони и задать ему несколько вопросов. Другие согласились, и Лавиконтри не осмелился возражать.

В результате в начале двенадцатого ночи раздувшийся от важности гражданин Симон в сопровождении полудюжины сотоварищей из своей секции постучал в ворота Тампля. Он показал ордер, выданный ему Комитетом общественной безопасности, и сразу же поднялся в башню, в комнату королевы, дабы убедиться, что там всё в порядке.

Он молча оглядел трёх дам в чёрном, занимавших это безрадостное помещение, и спящего на низкой кроватке мальчика — по прежнему закону нынешнего короля Франции. Потом сапожник перенёс внимание на Мишони. Он показал ему приказ, предписывающий сержанту временно передать свои обязанности предъявителю этой бумаги, а самому безотлагательно предстать перед Комитетом общественной безопасности, собравшимся специально, чтобы его выслушать.

Мишони, долговязый нескладный парень, не сумел скрыть испуга. На его открытом добродушном лице отразилась мучительная тревога. Он немедленно пришёл к заключению, что заговорщиков предали. Но опасность, нависшая над собственной жизнью, беспокоила его меньше, чем мысль о жестоком разочаровании, постигшем высокородных дам, на долю которых и так выпало столько тяжких испытаний. Крах надежды на их освобождение, казавшееся таким близким, Мишони воспринял как утончённую жестокость судьбы. Тревожила его и участь де Баца, который, возможно, в эту самую минуту направлялся прямо в ловушку. Сержант гадал, как бы ему предупредить барона, но Симон, пристально всматривавшийся в Мишони своими близко посаженными бусинками, положил конец мучительным поискам выхода. Он сообщил Мишони, что отправит его в комитет под стражей.

— Значит, это арест? — вскричал испуганный сержант. — В вашем приказе ничего такого не сказано!

— Пока не арест, — ответил Симон, улыбаясь одними губами. — Простая предосторожность.

Мишони позволил себе выказать гнев.

— И на каком же основании?

— На основании моего здравого смысла. Можешь потребовать, чтобы я отчитался в своих действиях перед комитетом.

И вот Мишони, подавляя ярость и страх, сопровождаемый двумя полицейскими, покинул Тампль, а Симон остался исполнять его обязанности по охране узников.

Прочим охранникам, уже предвкушавшим приятную ночь за карточной игрой, было велено занять свои посты на лестнице и у дверей заключённых, что давно уже никто не делал, поскольку такая предосторожность казалась излишней.

Когда за несколько минут до полуночи прибыл лже-патруль, старательный Симон находился снаружи в тюремном дворе.

Двенадцать солдат во главе с лейтенантом вступила в ворота тюрьмы. За ними по пятам быстрым шагом вошёл человек в неприметном штатском платье. Его лицо скрывала тень широкополой шляпы.