Возвращение Солнышка

Кузнецов, вскинув руки, попытался нащупать позади себя лицо Горыныча, но тот плотно закрылся свободной левой рукой. Удары локтями по ребрам гиганта не производили на того должного эффекта - Горыныч морщился, но терпел и лишь крепче сжимал захват. Вместе с тем Кузнецов, что было сил, ударил каблуком по правому колену бригадира. Десятник крякнул; боль была адская, но он стерпел и это. Тогда Кузнецов засучил ногами в воздухе, чтобы оттолкнуться от стоявшего перед ними стола. Этим можно было привлечь внимание охраны, которая до сих пор не удосужилась проверить, что за возня в камере. А если повезет, и толчок получится достаточно сильным, можно опрокинуть душителя на спину; впрочем, учитывая его массу, на такой вариант всерьез не рассчитывать не приходилось. Однако Горыныч тоже был не лыком шит, и, разгадав смысл этих телодвижений, спиной вперед отшагнул ближе к двери. Слабеющему Кузнецову ничего не оставалось, кроме как продолжать наносить все мыслимые удары, на которые только способен человек в таком положении.

Внезапно дверь в камеру распахнулась, и на загривок Горыныча обрушился страшный удар автоматного приклада. Только после этого десятник выпустил, наконец, свою жертву и рухнул под ноги вбежавшему часовому. Полузадушенный Кузнецов слабо перхал, стоя на четвереньках посреди камеры.

Оттеснив солдата, через неподвижное тело десятника перепрыгнул лейтенант Васильев и склонился над Кузнецовым:

- Как вы, майор?

- Вроде жив... - просипел липовый наемник. - Надо же, бугай какой... Такого палкой не убьешь.

- У вас кровь на лице, товарищ майор. И борода отклеилась.

- Да? - он с трудом поднялся, опершись на плечо лейтенанта, и ощупал свою физиономию. Из разбитого носа на униформу наемника падали алые капли, добавляя лишние черные пятна к темно-серому костюму. Скворцов потрепал болтающийся край ненастоящей бороды, поразмыслил, отодрал ее совсем и аккуратно положил в карман. Оглядевшись, он шагнул к умывальнику и стал приводить себя в порядок.

- Хорошая реакция, солдат, отличный удар, - обратился Скворцов к своему спасителю, с наслаждением ополаскивая лицо прохладной водицей. - Быть тебе, ефрейтор, сержантом.

- Рад стараться... товарищ майор! - вытянулся тот по струнке.

- Только вот про майора ты пока сильно не кричи... Хорошо?

- Слушаюсь!

- Вот и отлично. А теперь возвращайся на пост, солдат. Нам с лейтенантом переговорить надо с глазу на глаз. Дверь оставь открытой.

Залихватски гаркнув "Так точно!", отличившийся вояка строевым шагом промаршировал к выходу и занял свое прежнее место - по правую сторону от двери в карцер.

- Спасибо и вам, лейтенант. Вы появились раньше, чем я планировал, и это, похоже, спасло мне жизнь.

- Не меня надо благодарить, майор. Я шел за вами, чтобы сообщить о чудесном воскресении...

- Воскресенье? Которое идет вслед за субботой? - непонимающе уточнил Скворцов, повернув к Васильеву мокрое лицо.

- Нет... В библейском смысле - подняться из мертвых, как Лазарь.

- Ну, тогда это лучше назвать "воскрешение", во избежание двусмысленности, - майор вернулся к умыванию. - Так кто же у нас воскрес из мертвых, что вы сломя голову кинулись мне сообщать о сем факте? Папа Римский?

- Лучше, майор, лучше, - широко улыбнулся лейтенант. - Витенька...

9. Поле Чудес

- Зачастили вы ко мне, однако же. Через день, да каждый день; теряюсь в догадках, с чем это может быть связано... Я отлично понимаю, что в здешней глуши трудно сыскать хорошего собеседника, но не до такой же степени. Ладно, лично вы, с вами хоть поговорить можно, а эти молчуны ведь только и умеют, что по сторонам зыркать, словно тати.

Высокий человек в длиннополом, до пят, плаще, чью голову украшала грива слегка вьющихся некогда черных волос, ныне обильно тронутых сединой, продолжал задумчиво глядеть в окно. Это могло показаться признаком неуважения к собеседнику, однако прозвучавший донельзя учтивый ответ свидетельствовал об обратном.