Возвращение. Танец страсти

Он адресовал свои письма тете Розите в надежде, что она сохранит их для Кончи. Посылать письма матери напрямую было слишком опасно. Он надеялся, что она жива и здорова и что ей удалось навестить отца. Он молился о том, чтобы Мерседес нашла Хавьера или вернулась домой. Шестнадцатилетней девушке небезопасно бродить в одиночестве.

— Я даже не знаю, жива ли моя мама, — сказал Франсиско, складывая пополам готовое к отправке письмо. — Может, когда оно дойдет, я уже умру. От тоски.

Антонио пытался поднять другу настроение, хотя его самого терзало разочарование. Утомительное ожидание сводило всех с ума.

Даже если период бездействия казался вечным, он рано или поздно должен был закончиться. Довольно скоро бои вспыхнули с новой силой. Спустя сутки они были на передовой, где беспрестанно строчил пулемет, свистели снаряды, и команда «Fuego!»[68] разогнала их скуку.

Внезапно был отдан приказ занять ближайшую высоту. Пока они сидели в окопах у подножия холма, несколько батальонов националистов захватили холм и пошли на них в атаку.

В тот момент, когда они уже почти могли разглядеть белки глаз противника, был отдан приказ: «Огонь!» Некоторые повернули назад и побежали в укрытие, остальные упали как подкошенные. Пулеметная очередь ненадолго стихла, пока перезаряжали патронную ленту, но националисты еще несколько минут продолжали артобстрел. Нескольким десяткам республиканцев, включая Антонио, был отдан приказ: «В атаку!» Они должны были занять высоту и оттуда вести стрельбу по противнику, но тяжелая артиллерия отбросила их назад. Солдата, находящегося рядом с Антонио, разорвало на куски. Его кровь забрызгала всех в радиусе нескольких метров, сквозь пелену дыма Антонио споткнулся об еще одно тело, которое распласталось на пути. Не зная, жив этот солдат или нет, Антонио отнес его назад в укрытие. Лишь половине подразделения удалось выжить в этот день — так они столкнулись с жестокой реальностью войны. Антонио всю ночь преследовали видения искалеченных тел.

Войска Франко, решительно настроенные выбить из города республиканцев, продолжали наступление на оставшиеся стратегические позиции. Раненых было очень много, включая и идеалистов из интернациональных бригад, — некоторые даже никогда до этого не держали в руках винтовку. Зачастую оружие оказывалось ненадежным — старым и уже отслужившим свой срок, с западавшими затворами или заклинивающими патронами. Тысячи солдат никогда так и не научатся как следует обращаться с ним, потому что их через несколько часов просто убьют. Однажды Антонио насчитал десятки солдат, убитых во время штурма неподалеку от его собственного месторасположения. Эти жертвы казались бессмысленными.

Ход сражения изменился, когда на помощь республиканцам прибыли советские самолеты, они несли реальную угрозу националистическим силам. Под натиском советских истребителей бомбардировщики армии Франко вынуждены были отступить.

В конце февраля сражение закончилось. Обе стороны понесли значительные потери, но войска Франко продвинулись лишь на несколько километров. Каждый сантиметр пыльной земли стоил многих жизней. С точки зрения математики эта битва оказалась бессмысленной, но с точки зрения морали — уверенность республиканцев в собственной победе укрепилась. Сложилась патовая ситуация, но республиканцы считали, что выиграли это сражение.

Франсиско так не считал.

— Наши потери исчисляются тысячами, как и потери Франко. К тому же они продвинулись на несколько километров вперед, — заметил он.

— Но всего лишь на пару километров, Франсиско, — ответил Сальвадор.

— Мне сражение напоминает кровавую бойню, вот и все, — разозлился Франсиско.

Спорить с ним никто не стал. «Кровавая бойня» — точное описание случившегося.

Спустя несколько дней они вернулись в Мадрид. Здесь они могли подстричься, побриться, переодеться, даже поспать на удобной кровати. Несмотря на угрозу налетов с воздуха, жизнь в столице продолжалась. Пару раз появлялся слух, что по соседству с ними находится легендарный лидер коммунистов Долорес Ибаррури. Друзья присоединялись к собравшейся послушать Долорес толпе. Неутомимую Ибаррури, одетую в черное, все знали под псевдонимом La Pasionaria[69]; ее нередко можно было увидеть на улицах Мадрида. Ей всегда удавалось сплотить упавших духом людей.

Когда Антонио впервые увидел точеные черты ее лица, ему показалось, что на него пахнуло чистым воздухом. Они часто слышали ее голос по радио и когда она вещала по громкоговорителю на передовой, но реальная женщина обладала настоящим величием, которое нельзя передать одним голосом. Эта женщина излучала безмерную силу и харизму, распространявшуюся на всю площадь.

Бессознательным жестом, совершенно естественным для испанки, она хлопнула в ладоши. Прежде всего она обращалась к женщинам, напоминая им о жертвах, на которые те обязаны пойти.

— Лучше быть вдовами героев, чем женами трусов! — убеждала она, ее глубокий голос разносился над головами притихшей толпы.