Возвращение Цезаря

— Ты даешь! — сказал Иван сестре. Но Владимир Петрович в его словах не уловил протеста. Наверное, сценка была обдумана и приготовлена заранее. Он кивнул — «согласен» — и задумался, кто же сейчас в дураках? Загубин?… Он сам?… Старичок?… Кто все придумал, Лидия или Иван? Тогда надо опасаться его… Нет, это Лидия, и пусть. В «конце концов самое важное — зацепиться.

— Прошу извинить, меня ждут, — неожиданно церемонно сказала Лидия и ушла к тем, особенным. Они окружили ее. Бог мой! Целуют руки, шепчут в уши, хихикают… Понятно, жена шефа…

Владимир Петрович смотрел, щурясь, и вспоминал слова Лидии. Взвешивал их. Удивлялся — разве такое говорят вслух?… Так прямо?…

— Наше дело в шляпе, — хохотнул Иван, нервно потирая руки. — Уломает Лидка старика. А знакомства у него — закачаешься. Всесоюзные связи!

«М-да, наше…» — отметил Владимир Петрович и спросил:

— У старика большое влияние в НИИ?

— Огромнейшее! Зав. ведущей лабораторией, замещает директора, когда… Эти вот (Иван кивнул на особенных людей) его футболисты. Шеф их двигает, они подпирают его. Кибернетика, обратная связь… Словом, это его команда!.. Шеф, — Иван неожиданно хихикнул, — изрядный чудак. Представляешь, сказал, что повесил бы на стенку твой остров. Вообрази, нашел, что тот похож на древний гобелен — он бы десяти тысяч за такой не пожалел. Мы еще смеялись… Да, учти сразу, его побаиваются.

— Понимаю… А Лидия — странная женщина, — задумчиво сказал Владимир Петрович.

— Ведьма она! Пророчица! — лицо Ваньки стало изумленно-веселым. — А характер!.. К тому же у нее интуиция, и старик ей в делах верит, это я замечал. Да! Найти бы гобелен… Они такая пара… радиоактивная, их без манипулятора не возьмешь. Понимаешь, однажды в институте…

Контактыч болтал, вертелся рядом, не уходил. Но, рассказывая, на Владимира Петровича не смотрел, отворачивал морду. «Слабак, — решил Владимир Петрович. — Трещит о чужих тысячах».

Он презрительно смотрел на веселое Ванькино лицо. На нем двигались, сплетались паутинной толщины морщинки. Во множестве. И Владимир Петрович окончательно понял их. Ванька просто мелкий паучок, он ловит и связывает нити интересов, выпускаемые сильными людьми.

Он ловит и вяжет, ловит и вяжет, его ум вечно занят этой работой. Но что он сам уловит сверх кандидатской степени? А ничего!.. Старичок… Что он?… Где?… Ага, подошли к нему эти особенные, футболисты, окружили, толкутся… Ха! Погнал и говорит с Лидией… «Обо мне», — решил Владимир Петрович, и ладони его вспотели.

5

Надвинулась ночь. Владимиру Петровичу было как-то не по себе, смутно. Дело шло, да, но не так, как он прикидывал. А после разговора с Лидией (или от жареного осетрика?) поташнивало.

Было бы хорошо клин выбить клином, но буфет закрыт, а съедобное — копченую колбасу и кусок подсохшего сыра — бросил на берегу.

Он ушел к своему багажу, сел на чемодан и смотрел, как сыплются в воду звезды. Густо… Разобраться, где кончается звездное небо, а где начинается вода, нет возможности.

И все, что близилось, шло к нему из будущего, показалось ему столь же смутным. Вот, переоценил Ивана… А, дьявол с ним! Зато учел возможную властность старичка и готов к ней.

Добраться бы скорее до дела, вцепиться в него. А идеи… Сколько их рассыпано вокруг, сколько киснет в черепах у безответственных владельцев. Подходи и бери… Он возьмет!

И Владимир Петрович вдруг ощутил затвердение кожи щек до резкой боли. Волосы его приподнялись, пузырики пошли по спине. Он ударил кулаком по колену:

— Льву — львиное!

И встал к перилам, на ветерок — остыть.

Какой-то поселок замерцал на берегу огнями. Исчез…

Боже (мой, сколько звезд в воде и на небе. И Владимиру Петровичу показалось, что теплоход везет его в звезды. Но в этой же звездной ночи нарастало знакомое двойное пенье моторов.

Это егеря!

Владимир Петрович подался вперед, вглядываясь — шумно пронесся Сергеев, этот идол честности. За лодкой тянулась белая взбитая струя, и отражения звезд качнулись. Егерь сидел на моторах один. Сашка, должно быть, где-то прячется с биноклем и ракетницей.

Лодка неслась в темноте. И не понять, где она, в небе или на воде. Владимир Петрович вдруг почувствовал охотничью суть всех Сергеевых на свете. Понял — там, в звездной (новой) его жизни будет нестись какой-то неумолимый Сергеев. Стоит зазеваться — он схватит его, как Малинкина.

— Ну, это мы еще посмотрим, — заворчал Владимир Петрович и вздрогнул: рука легла ему на плечо. Обернулся — Контактыч.

— Он зовет, ступай, — сказал Иван.

Горели лампы. Около них светящимся облачком ночные насекомые бились в горячее стекло.

Свет падает на старичка. А он еще поживет — грудь его широка и плечи бодрятся…

Старик беленький, светленький, весь белый.

Что-то лунное в этом старике. И вдруг он показался Владимиру Петровичу недосягаемо высоким, словно месяц.

Но и металлическое есть в нем, белый, тяжелый металл.

И на мгновение Владимир Петрович увидел — под лампой, презрительно оттопырив губу, стоит отлитый из серебра властный старик. Веса в нем не менее тонны.