Возвращение в Чарлстон

– Не могу ничего тебе обещать.

– Ну что ж, я тебя все-таки прошу. Дело вот в чем. Хлоя сказала, что ты уже не хочешь кормить ребенка. А я тебе вот что скажу: если ребенок сейчас вернется домой, с мисс Трэдд случится что-то ужасное. Она не в себе с тех пор, как зачала эту девочку. Я не знаю, в чем дело, но несчастная малютка для мисс Маргарет – острый нож. Я стала нянчить мисс Маргарет, когда она была меньше, чем Гарден сейчас. Я всегда знала, что у нее доброе сердце. Но теперь она стала совсем другая. Она прямо брызжет ядом. Это на всех – на детей, на мистера Стюарта, даже на меня. А началось все с этого ребенка. Я даже имя ее говорить боюсь. Хлоя, Джуно и Герклис говорили, что Гарден у тебя молодцом, но когда я передавала это мисс Маргарет, у нее все лицо менялось и она начинала сыпать проклятьями; я еще не слышала, чтобы леди так ругалась. И теперь я о ней молчу. – Занзи поднесла руку ко рту и закусила большой палец. Губы у нее запрыгали, лицо скривилось, она зажмурилась, чтобы не расплакаться. Реба дотронулась до ее колена:

– Пойду сварю нам кофейку. Джон, ступай с Люком на улицу и смотри мне, чтобы он не ушел на дорогу.

Когда Реба принесла кофе, Занзи уже успокоилась, во всяком случае, с виду.

– Спасибо, – сказала она и отхлебнула. – Очень хороший кофе.

Реба молчала и ждала.

Занзи выпила все до капельки и бережно поставила чашку на стол.

– Так что вот о чем я хочу просить, – сказала она. – Нельзя ли, чтобы Гарден осталась у тебя до конца лета? Может, к тому времени мисс Маргарет и оправится. А если нет, что ж, тогда дети уже пойдут в школу. И мне не надо будет за ними столько приглядывать. Я смогу нянчить Гарден сама, а мисс Маргарет ничего не узнает. И я не прошу тебя работать без денег. Я скопила кое-что себе на похороны. Я могу заплатить.

– А что же миз Трэдд не платит?

– У нее нет денег.

– А сам хозяин?

– Я боюсь его спрашивать. Он и миз Маргарет сейчас не очень-то ладят.

– Да уж, это все знают. Послушай, Занзи, я не могу сказать тебе «да» и не могу сказать «нет». Мне надо спросить у мужа.

– Я понимаю.

– Но вот что я тебе скажу. Любой из нас здесь, в поселке, скорее оставит Гарден у себя, чем отдаст ее в дом, где она никому не нужна. Здесь все любят Гарден. Если я не смогу оставить ее у себя, я найду кого-нибудь, кто сможет. И чего нам не надо, так это твоих похоронных денег. Один лишний рот поселку не в тягость.

Занзи молитвенным жестом сжала ладони. Она поклонилась молодой женщине, униженно и почти благоговейно.

– Благослови тебя Бог, Реба, – сказала она.

Проводив ее, Реба снова уселась за свой кофе, спокойная и печальная. Вдруг она резко вскочила и подбежала к корзинке в углу, где спала Гарден.

– Она даже не попросила на тебя посмотреть, – сказала негритянка ребенку. – Она даже не оглядывалась вокруг себя, ей было все равно, где ты.

Реба дотронулась до бархатистой щечки младенца, затем до рта. Спящая девочка сразу же зачмокала.

– Да, сударыня, сегодня вы можете пообедать пораньше. Я не против.

Метью согласился, что Гарден надо оставить, и больше ничего не говорил Ребе об ее чрезмерной привязанности. Но она знала, что он был прав, и предприняла соответствующие шаги. Она потолковала со всеми женщинами своей общины, и уже через неделю Гарден стали забирать в разные дома то на утро, то на день, то на вечер. Она стала приемной дочкой не только Ребы, но и всего поселка. Вскоре она научилась узнавать и другие лица и улыбалась им так же, как улыбалась Ребе. А та смотрела на это с болью в сердце. Пока не обнаружила, что снова забеременела. Тогда Ребе стало легче расставаться с Гарден.

Четвертого июля, в День Независимости, маленький Моуз, один из поселковых мальчишек, заметил на голове у Гарден нечто новое.

– Смотрите, – заверещал он, – у Гарден растут еще другие волосы. Теперь у нее не голова, а сплошной фейерверк!

Его старшая сестра Сара выхватила младенца у него из рук и побежала на лужайку, где негры устроили пикник: она хотела поделиться со взрослыми своим открытием. Мало того, что золотистые волосы на голове у Гарден сильно отросли, под ними, на месте прежних проплешин, появилась густая, типично трэддовская рыжая поросль.

Метью несколько раз подбросил девочку в воздух, причем та повизгивала от удовольствия.

– Ну, малышка, ты всех переплюнула. Ты прибыла к нам лысой, а теперь у тебя много волос, и они разные. – Он поцеловал пухлый затылочек и вернул ребенка Саре.

– Моуз! – крикнула она. – Забирай Гарден, я не собираюсь с ней сидеть, сейчас твоя очередь.

Моуз не возражал. Он даже дал Гарден пожевать остаток своей цыплячьей ножки.

14

– День Независимости, – проговорила Маргарет Трэдд. Она провела пальчиком по ярко-красной цифре «4» на календаре и рассмеялась резким, безрадостным смехом. В ее жизни независимости не было. Более того, она была такой же пленницей, как если бы сидела в городской тюрьме.

Она могла покинуть имение. Она могла приказать, чтобы ей оседлали одну из лошадок или подали экипаж. Ну и что? Куда ей было ехать?