Все полученные до сих пор данные ведут к заключению о том, что в жизни индивидов и обществ наследственность играет не менее важную роль, чем культура. Каждый индивид биологически уникален и не похож на других индивидов. Следовательно, свобода – это великое благо, терпимость – великая добродетель, а чрезмерная регламентация – большое несчастье. Руководствуясь практическими и теоретическими соображениями, диктаторы, организаторы и некоторые ученые всеми силами стремятся свести ошеломляющее разнообразие человеческой природы к определенного рода управляемому единообразию. Во время первого припадка своей бихевиористской лихорадки Дж. Уотсон прямо заявил, что не смог обнаружить «объективных данных ни в пользу наследственной природы паттернов человеческого поведения, ни в пользу того, что особые дарования (музыкальные, художественные и пр.) передаются в семьях из поколения в поколение». Даже сегодня мы видим, что выдающийся психолог, гарвардский профессор Б. Скиннер настаивает на том, что «по мере того как научные объяснения становятся все более и более обоснованными, вклад собственно личности в поведение представляется стремящимся к нулю. Хваленые творческие способности человека, его достижения в искусстве, науке и морали, его способность делать осознанный выбор и право нести ответственность за сделанный выбор – ничто из этого уже не выглядит выдающимся на новом научном автопортрете человека». Другими словами, пьесы Шекспира писал не Шекспир и даже не Бэкон или граф Оксфордский, а елизаветинская Англия.
Более шестидесяти лет назад Уильям Джеймс написал эссе «Великие люди и их окружение», в котором выступил в защиту выдающихся личностей от нападок Герберта Спенсера. Спенсер объявил, что Наука (очень удобная персонификация мнений, сообразно дате, неких профессоров X, Y и Z) полностью устранила Великого человека. «Великий человек, – писал он, – должен быть отнесен к ряду всех других общественных явлений, которые его породили как продукта и наследника его предшественников». Великий человек может быть (или казаться) «непосредственным инициатором изменений… Но если мы хотим реально объяснить эти изменения, то нам следует найти комплекс условий, из которых возникли как великий человек, так и якобы порожденные им изменения». Это великолепный образец пустой глубокомысленности, к которой невозможно приложить никакой практический смысл. Наш философ говорит, что прежде чем что-либо понять, мы должны знать все. Кто бы в этом сомневался? Однако на деле мы никогда не будем знать всего. Следовательно, мы должны удовлетвориться частичным пониманием и приближенным знанием причин – включая и феномен влияния великого человека. «Если и можно утверждать что-то наверняка в отношении человеческой природы, – пишет Уильям Джеймс, – так это то, что окружение великого человека не создает его до тех пор, пока он сам его не переделает. Великого человека создают физиологические силы, которые имеют такое же отношение к социальным, политическим, географическим и в большой степени антропологическим условиям, какое имеет кратер Везувия к пламени газовой лампы, при свете которой я пишу эти строки. Возможно ли, чтобы господин Спенсер действительно считал, что социологическое давление таким образом подействовало на Стратфорд-на-Эйвоне 26 апреля 1564 года, что там родился У. Шекспир со всеми своими духовными и ментальными особенностями и дарованиями? … Не хочет ли господин Спенсер сказать, что если бы вышеупомянутый У. Шекспир умер в младенчестве от холеры, то другая мать в Стратфорде-на-Эйвоне породила дубликат великого драматурга для того, чтобы восстановить социальное равновесие?»