Возвращение в Египет

Пески начинались всего в версте от его дворца в Раамсесе, и умные советники подсказали фараону, что пустыня — она везде пустыня и, чтобы принести мирную жертву Богу, никакой Синай не нужен. Тем более если ты решил идти с чадами, домочадцами и со всем скотом. В пустыне народ пробыл пару дней (два поколения — восточная метафора), а когда вернулся, фараон во всеуслышание объявил, что теперь их страна называется уже не Египет — это имя проклято Богом за грехи, — а Земля Обетованная. Добавил, что дело вообще не в имени, а в тебе, каков ты и какова твоя вера: если она истинна, ты угоден Богу и земля, где ты живешь, есть земля Святая. Впрочем, может быть, что в пустыне народ принес жертву не Богу, а свободе, но, вспомнив о котлах с мясом, в ней разочаровался, безо всяких напоминаний вернулся домой. И больше не уходил, наоборот, в своем рабстве сделался вполне счастливым.

Дядя Юрий — Коле

Как и в Исходе, спастись можно, лишь оставив между Египтом и собой море.

Дядя Ференц — Коле

Я тоже думаю, что попытка спастись от греха, никуда не уходя, обречена. Жизнь не только Ноя, Лота, но и Авраама с Моисеем — ясное тому свидетельство. Грех слишком силен и слишком укоренен в земле, выкорчевать его, хотя бы заглушить — зряшный труд. Единственный выход — уйти, заново расчистить залежь в совсем другой стране.

Дядя Артемий — Коле

Говорят, что еще прежде, чем сделаться Моисеем, Александр II, молясь, просил Господа не ожесточать его сердца.

Коля — дяде Юрию

А не думаете ли вы, дядя, что этот тихий, мирный Исход, сама его возможность и есть главное чудо нашей истории?

Дядя Юрий — Коле

Моисей и фараон, сойдясь в одном лице, смутили народ. Еще больше Израилю не понравилось, что сразу и без какого-либо сопротивления дают уйти с чадами и домочадцами, со всем скотом и скарбом. Главное, без казней и без чудес. Думаю, наша вера в Спасение без них просто не может существовать. В том, что он вышел на свободу так легко, а Египет избежал возмездия, народ заподозрил хитрость, решил, что и на этот раз его обманули, обвели вокруг пальца.

Коля — дяде Артемию

Бегуны раньше других почувствовали, что в том, что фараон возглавил Исход из Египта, в этом «уходе без ухода» есть нечто, не угодное Богу, и свернули в сторону.

Дядя Юрий — Коле

Увлеченные общим движением, из Египта вместе с Израилем вышли и тысячи египтян. Уже перейдя Красное море, в пустыне, они сказали Александру II, что уверовали и теперь хотят стать частью избранного народа. Александр II принял их и у ворот стана объявил, что они тоже семя Иакова, плоть от плоти народа Божьего. Та его часть, что потерялась еще при Иосифе, будто блудные дети, век за веком плутала в потемках.

Коля — дяде Евгению

Думаю, возможность перерождения Египта в Святую Землю и наоборот — прямой вывод из перерождения фараона Александра II в нового Моисея. Отец согласился, а кормчий, когда я это сказал, счел мои слова за мошенничество. Но не возразил, сказал лишь, что последний фараон Николай II, встав перед тем же выбором, покинул неправедное царство и бежал, ушел куда глаза глядят. В общем, вопрос, может ли зло переродиться в добро, или от зла надо бежать, иначе с грехом не совладать, еще не разрешен.

Дядя Степан — Коле

Раз меньше трети столбового русского дворянства (египтян) были из великороссов, остальные изгои, пришельцы, исход народа — глупость. С точки зрения Высшей Силы, он был бы просто абсурден.

Дядя Ференц — Коле

Думал о том, что писали тебе Артемий и Юрий, и настроен печально. Считаю, что в любой истории, но в русской особенно, велик контраст между жизнью светской и жизнью в Боге. Хотя между ними нет непроходимой стены, то и то — сообщающиеся сосуды, однако в них обитают два разных, как их ни назови, народа. Конечно, в каждом много нестойких. Бедствия: войны, катастрофы, голод неостановимо гонят людей из привычного существования — оно со всей своей культурой, со всеми правилами и обычаями гибнет на глазах, — и скоро беглецов прибьет к народу, который испокон века живет так, чтобы всегда быть готовым предстать перед Господом. Подхватят, примут к себе те, кто обращен к концу, к последним временам и Страшному Суду.

С другой стороны, периоды долгого, прочного успокоения многих возвращают обратно. В семнадцатом году в стране, разоренной Мировой войной, этот исход из народа в народ обеспечил большевикам победу. Раскол очень глубок. Для тех, кого я зову «народом веры», реальность — маленький суетливый поплавок, пляшущий на поверхности воды, в то время когда любому понятно, что суть — в рыбе, которая вот сейчас подошла к наживке и то ли уже клюнула, заглотнула крючок, то ли пока лишь примеривается.