Возвращение в Египет

Отец по-своему безусловно любил мать, был к ней привязан и, в общем, старался если и не заслужить прощение, хоть примирить с жизнью, которая сложилась так, а не иначе. Конечно, у него были любовницы, обычно, как я понимаю, стенографистки, но эти связи из-за секретности работы были для матери вне всякой доступности. Последнее важно потому, что она была отчаянно ревнива, считала права собственности на мужа абсолютными, вне зависимости от того, как сама к этой собственности относилась. Снискать ее милость отец пытался по-разному: дарил цветы, делал дорогие подарки, мать любила и камушки, и всякого рода безделушки, водил в хорошие рестораны. Щедрость давалась ему легко — иностранный отдел ГПУ, где он служил, своих сотрудников никогда не обижал. Однако одними подарками смягчить мать было трудно, и отец, имея неплохие способности к анализу — они, а не только чистейшая анкета открыли ему дверь в «органы», — исподволь стал ей объяснять, что как бы всё ни казалось со стороны и что бы сама мать по этому поводу ни думала, их союз предопределен свыше.

Прежде я считал подобные разговоры глупостью, но сейчас, зная, что как раз тогда Кирилл Косяровский стал работать под его началом, смотрю на дело иначе. Для чего он был нужен семье Гоголей, в чем его назначение и роль, если так и так «Мертвые души» не дописаны, объяснить внятно отец, конечно, не мог. Впрочем, и без этого временами он бывал убедителен, но, едва мать видела, что дело клонится к тому, что правильно, что она не вышла замуж за любимого человека, правильно, что, обручившись с ней, жених через неделю погиб, а ее, молодую, наивную девочку по разнарядке отдали какому-то грязному красноармейцу, она заходилась в плаче, ревела и ревела. Казалось, отец мог бы это запомнить, подобрать для разговора другую тему, но раз за разом он ко всему этому возвращался.

Коля — дяде Артемию

Иронизируя над матерью, отец говорил, что среди нас, Гоголей, он не случайный человек. Николай Васильевич очень бы его одобрил. Таким, как отец, он и в «Ревизоре», и в «Мертвых душах», и в «Выбранных местах» давал самое почетное место. В комедии он — тот жандарм, который объявляет, что в город по именному повелению прибыл настоящий ревизор. Во второй части «Мертвых душ» и в «Выбранных местах» — скорый военный суд, которым губернатор грозит взяточникам и безбожным мздоимцам.

Коля — дяде Петру

Александра написала мне: Косяровский оправдывался тем, что сначала предполагалось, что в Европу он и твоя мама поедут вместе, поэтому, записавшись в Добровольческую армию, он и ее взял с собой на Дон. Но потом Центр подобрал ему другую пару. Дело не в красоте новой напарницы, главное, что она лучше матери знала иностранные языки и хорошо владела азбукой Морзе. Когда дело решилось, его внесли в списки погибших и уже под другой фамилией через Константинополь, Галлиполи и Лемнос он год спустя добрался до Парижа.

Ференц — Петру

Ты прав, сейчас чересчур много всего выходит на поверхность, и что с этим делать, непонятно. Вчера Вероника, мать Сони, прислала из Москвы письмо о Кирилле Косяровском. Когда историю вербовки читаешь в деталях, поражаешься ее печальной неизбежности. В марте семнадцатого года выпускной класс Второй московской гимназии весь целиком по предложению и под руководством своего любимого учителя литературы Порфирия Станского пошел в комитет солдатских и народных депутатов и заявил, что они тоже хотели бы послужить революции. Принял их эсер, комиссар Ермолаев, отвечавший за безопасность в городе, и сразу предложил сообщать обо всех разговорах, которые ведутся у них дома и в домах, в которых они бывают. Весь класс и тоже во главе со Станским с возмущением это отверг, и комиссар, убедившись, что плод не созрел, сказал, что его неправильно поняли, ни о каких доносах речь не идет и не шла: самое важное в настоящее время — сбор посылок для лежащих в госпиталях раненых. Посылками класс и занимался сначала почти ежедневно, потом, конечно, реже до августа семнадцатого года. Но ранеными история не закончилась. В течение недели трое человек из класса, причем каждый был убежден, что он такой один, второй раз пришли к Ермолаеву и заявили, что принимают его первоначальное предложение. В общем, они готовы служить революции, как то нужно самой революции, потому что ее правота не вызывает у них сомнений. Все трое были из хороших семей. Один из трех — Кирилл Косяровский.