Возвращение в Египет

Во вторник, то есть в день, когда ближе к вечеру его не стало, он проснулся утром радостный и, когда Афанаил подошел, хоть и еле ворочал языком, стал рассказывать, что сегодня ночью ему открылся Небесный Иерусалим. Что Господь прямо с неба спустил ему лестницу, и он поднялся по ней, правда, лишь до шестой ступеньки. Душа его была уже в Раю, видела Святой город, а тело, отяжелевшее от грехов, он так и не сумел оторвать от земли, оно будто вросло в нее. С восторгом он описывал храмы, в которых беспрерывно совершаются литургии, полные праведников и ангелов, вместе они согласно распевали псалмы и кондаки; Господа и резной, отделанный драгоценными камнями трон, на котором Он восседает, обе реки, Тигр и Евфрат, орошающие Эдем и сады по их берегам, которые разом цвели и плодоносили. Сказал, что удивился, найдя в Иерусалиме не только храмы, но и прекрасные дворцы, окруженные колоннадами и портиками, крыши им заменяли похожие на дамские шляпки цветочные клумбы. Завершил же рассказ тем, что, Слава Богу, не обманул землевольцев: город и вправду возведен из эфира и электричества, потому на равных, что в солнечный день, что в безлунную ночь, весь светится изнутри.

Коля — дяде Артемию

Дорогой дядя, в моем «Синопсисе» «Мертвых душ» Чичиков, как ты помнишь, оставляет деньги Плеханову. Уже когда я это писал, чувствовал: здесь что-то неправильное, но что точно, сказать не мог. Знал, что однажды перепишу сцену, но до посадки откладывал и откладывал, боялся, что с другим финалом шансов заключить договор с издательством вообще не будет. В лагере, думая о «Мертвых душах», я в этой своей неправоте утвердился, даже понял, куда всё должно идти. В русской литературе есть два великих неоконченных романа — «Мертвые души» Гоголя и «Братья Карамазовы» Достоевского. Известно также, что Достоевский поначалу много подражал Гоголю, на бумаге едва ли не полностью от него зависел, позднее стал этим тяготиться и, чтобы вернее расчитаться с прошлым, вывел Гоголя во вполне издевательском Фоме Опискине. Это одна линия отношений, другая — собственно, в романах.

Чичикову у Гоголя в свое время предстояло переродиться, как бы воскреснуть в духе. Речь — ты знаешь и без моего «Синопсиса» — шла о монашестве, даже об игуменстве, и в этой способности добра проклюнуться, взойти там, где, кажется, давно нет ничего, кроме зла, была надежда, что для нас, грешных, еще не всё потеряно. То же и в «Карамазовых». Уверен, ты слышал, что в письме к Суворину, написанном незадолго до смерти, Федор Михайлович говорит, что Алеше Карамазову, в котором с детства не только родня видела будущего чернеца, человека, для коего постриг и служение Господу стали бы не сломом, а исполнением естественной радостной потребности души, ближе к концу романа предстоит сделать крутой поворот. Придя к выводу, что в наше время добро больше не может, не должно прятаться за высокими монастырскими стенами, оно обязано идти в мир и в чистом поле в открытую сразиться со злом, Алеша делается членом крайней революционной организации. В финале же, после того как примет участие в террористическом акте, всходит на эшафот. И вот мне показалось, что оба они, Чичиков и Алеша Карамазов, по всем законам Божеским и человеческим однажды должны сойтись. Это не просто вернет смысл, оправдает те три четверти века русской истории, когда люди, пережив духовное возрождение, как бы выпали из гнезда привычной жизни. Я не берусь судить, был ли народнический террор бесовским наваждением или нет, знаю лишь, что необходимость спасти всех и каждого, а не одного себя, диктует именно эту дорогу к Богу. Сомнений на сей счет у меня нет. Так что свой взнос на дело революции Чичиков передает не Георгию Валентиновичу Плеханову, а другому члену партии «Народная воля» — Алексею Карамазову.

Дядя Ференц — Коле