Читаем Возвращение в гражданское общество полностью

Раунтри, изучив ситуацию в Йорке в 1901 году, пришел к выводу, что «крайне бедные люди лишь изредка являются членами обществ взаимопомощи», уточняя: «Даже если их и удается вовлечь в состав этих организаций, они вскоре отказываются от членства в них» [129] . Существовала ли аналогичная ситуация повсеместно и была ли она вызвана тем, что общества взаимопомощи интересовались только высокооплачиваемыми рабочими? Профессор Бентли Гилберт, к примеру, пишет, что такие общества «не пытались привлечь в свои ряды серую, безликую, беднейшую треть рабочего класса». Членство в таких обществах, по его словам, было «отличительным знаком квалифицированного работника». Они были предназначены для «дворников, докеров, чернорабочих на железной дороге не больше, чем для землевладельцев, парламентариев или директоров компаний» [130] .

Многие докеры входили в клубы по месту работы, управлявшиеся компаниями – владельцами доков и обычно функционировавшие по распределительному принципу. Но кое-кто из них был и членом постоянно действующих обществ взаимопомощи. Это стало очевидно в 1898 году, когда фирма London and East India Docks Company, управлявшая лондонскими доками, попыталась запретить своим работникам членство в «посторонних» обществах. Компания, организовавшая собственное Общество взаимопомощи докеров для выплаты пособий по болезни, обнаружила, что у людей, входящих в эту структуру и одновременно в какое-нибудь иное общество взаимопомощи, возникает стимул не выходить на работу, поскольку в совокупности два получаемых ими пособия по болезни превышали обычное жалованье. Когда фирма запретила членство в посторонних обществах, Манчестерский союз и другие крупные организации провели энергичную кампанию против этого решения. Они требовали от парламента принять закон, не позволяющий компаниям ограничивать своим работникам «свободу выбора подобным образом, утверждая, что здесь существует параллель с натуроплатой» [131] .

Отсюда можно извлечь сразу два вывода. Во-первых, некоторые докеры входили в аффилированные общества взаимопомощи – и, несомненно, их количество было немалым, если попытки компании заставить своих работников отказаться от членства в этих структурах вызвали у руководства последних такую тревогу. Во-вторых, эта история показывает, что наделе общества взаимопомощи стремились привлекать в свои ряды в том числе и докеров. Поэтому если докеры и не вступали в такие структуры, то не по вине самих крупных обществ. Свидетельства, собранные Королевской комиссией по вопросам Законов о бедных, также противоречат утверждениям Гилберта. Так, Комиссии было сообщено, что «весьма многие» из 4000 членов Манчестерского союза в Ливерпуле не имеют постоянного жалованья и сумма их заработков в среднем составляет меньше 25 шиллингов в неделю. Немалую часть этих людей составляли докеры, хотя в основном, как сообщили специалисты, опрошенные Королевской комиссией, докеры имеют собственные распределительные общества [132] . Наконец, данные из Хаддерсфилда говорят о том, что низкооплачиваемые железнодорожные рабочие также в большом количестве вступали в крупнейшие общества взаимопомощи. Общественный уполномоченный по вопросам соблюдения Законов о бедных из Хаддерсфилда – кстати, он сам являлся членом Древнего ордена лесничих – сообщил, что «значительное большинство» участников обществ взаимопомощи в этом городе составляют неквалифицированные работники, в частности чернорабочие с железной дороги, получающие по 18 шиллингов в неделю. Более того, «подавляющее большинство» железнодорожников, в том числе и самых низкооплачиваемых, состояло как в обществах взаимопомощи, так и в профсоюзах. В основном неквалифицированные рабочие в Хаддерсфилде зарабатывали от 18 шиллингов до 22 шиллингов 6 пенсов в неделю, хотя существовали и более низкие зарплаты [133] . По имеющимся сведениям, зарплата членов Манчестерского союза также начиналась с уровня 18 шиллингов, а затем возрастала до 28 шиллингов в неделю [134] .

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология