Возвращение в Москву

– Кто ее знает. Но коварству твоему нет предела, Мареев. Хорошо, пошли. Может быть, мне подол и не обтопчут. Может быть, даже дождя не будет. Но если я обломаю каблуки, ты понесешь меня на руках.

– Не обломаешь, ты ловка на каблуках шастать.

И, объявив о своем намерении Никите Спартаковичу, который дожидался в машине и листал, по-моему, дамскую отраду «Космополитен», мы с Юлькой отправились под ручку. На удивление всей Тверской, сияющей холодными ночными огнями. К вящему недоумению и ревности здешних профессионалок, которые решили, по всей вероятности, что я поиздержавшийся альфонсирующий субъект, который не против сдать в аренду свою супершикарную кошелку. Что-то такое доносилось нам вслед. Юлька, наверное, расслышала лучше, потому что зло сжала губы и больно вцепилась мне ногтями в запястье.

– Мы ведь можем и свернуть, – предложил я.

– Ценное предложение, – прошипела Юлька. – Главное, своевременное. Где была моя голова, когда я согласилась с тобой прогуляться? И ведь знала, что выйдет одно неприличие. Идем к набережной, авось я и доковыляю. Там, по моим детским воспоминаниям, более подходящее место для прогулок.

Но ничего из нашей прогулки не получилось. И дождь, конечно же, пошел. Сначала брызгучий, вяленький, потом будто прорвало, и хлынули холодные потоки. Ну и хлынули! Будто кто-то хулиганствующий взрезал над нами небо, тяжело провисшее под тяжестью скопившихся вод. Вымокли мы в тот же миг, но, как ни странно, Юлька развеселилась.

– Холодный душ – вот что мне было нужно! – визжала она, стоя посреди лужи в тонких туфельках, притоптывала, брызгалась и, складывая рупором ладони, вопила в темноту позади: – Никита Спартакович! Где вы там застряли?! – И семафорила светлой лаковой сумочкой, отражающей свет фонарей.

Никита Спартакович деликатно просигналил из темноты, и тут же подъехал наш «черный воронок», подмигивая огромными противотуманными фарами. Конечно, он ехал позади, потихонечку, притушив свет, не поверив в нашу с Юлькой затею, и не ждал, что она хорошо кончится.

– И все же давай как-нибудь сбежим от него, – прошептал я Юльке, подсаживая ее в машину.

– Угу, – еле слышно ответила она, – только придется купить зонт. Если я займу зонт у Спартаковича, он все просечет и снова будет нас выслеживать, чтобы выручать. Он таким образом премиальные зарабатывает.

Эта ночь осталась в моей памяти. Она была почти счастливой. Это была ночь забвения, ночь счастливых воспоминаний. Этой ночью Юлька сильно простудилась, несколько дней не вылезала из постели, и я с удовольствием суетился при ней нянькой, подавая пилюли, травяные настои и градусник, и был недоволен, когда являлся семейный бездельник-доктор. Он прослушивал Юльке легкие, состроив озабоченную мину, а потом долгонько похлопывал по руке, уверяя, что ничего смертельного и даже просто опасного не обнаружил. Тьфу ты!

А через неделю… Через неделю в нашем стильном почтовом ящике я обнаружил плотный желтый конверт. В конверт был вложен последний, только что вышедший, номер «Свецких ца-цок». Журнал я, не срывая упаковочного полиэтилена, отдал Юльке. Она перелистала и на одной из первых страниц обнаружила фотоснимок – явный, просто грубый фотомонтаж – наши с Юлькой перекошенные физиономии. И статейка под названием «Идеальная пара не столь уж идеальна». Под названием – крупный зеленый курсив эпиграфом: «Идеальные семьи бывают только в рекламе бульонных кубиков. Успешный ресторатор Юлия Мистулова не может позволить себе иметь детей. Муж не считает, что она будет подходящей матерью его ребенку. А кто же будет подходящей?»

Дальше следовал бред, который мы читали с Юлькой вместе, в четыре глаза, сидя на диване, обнявшись.

Читали о том, что, оказывается, шумные ежедневные ссоры в нашем семействе всерьез беспокоят соседей. О том, что Юрий Мареев, завсегдатай светских раутов, явившийся из туманной дали, темная лошадка, о которой никому ничего не известно, в течение года практически живет на содержании жены. Угнетенный этим фактом, он, субъект психически нестабильный, в последнее время впал в депрессию, и его пользуют на дому инъекциями транквилизаторов. А Юлию, которой годы оставляют последний шанс завести ребенка естественным образом, муж отказывается оплодотворять. И аргументирует свой отказ тем, что бизнесвумен не созданы для материнства, что «их деньги – их дети», а он не хочет, чтобы его ребенок был эквивалентен сейфу с наличностью. Супружеская пара Мистулова – Мареев на грани развода. Потребует ли муж раздела имущества и компенсационных выплат, или же брачный контракт этого не предусматривает? Подпись – Одетта Лебеденок.

– Юлька, что за Одетта Лебеденок? – Я еще не в полной мере осознаю то, что прочитал, и меня больше всего поражает имечко журналистки.