Возвращение в небо

Наконец я увидел под крылом своего истребителя затянутый тучами дыма Берлин. Группе, с которой я летел, хватило горючего лишь для того, чтобы один рае проскочить над городом, но картина была столь впечатляющей, что мы были вполне удовлетворены увиденным.

Па аэродроме нас ожидал приказ немедленно перебазироваться в район Фюрстенвальде. Полк шел следом за передовыми частями. Наступление развивалось молниеносно. Несколько дней назад 800 бомбардировщиков дальней авиации нанесли удар по опорным пунктам неприятеля и берлинским аэродромам. 16-я воздушная армия, в которую мы теперь входили, совершила два массированных налета (в них участвовало 1486 «петляковых», «Ильюшиных», «лавочкиных»).

В Фюрстенвальде полк задержался лишь на один день. Этот день запомнился тем, что над нашим аэродромом промелькнул какой-то странный самолет. Летчик, вероятно неожиданно для себя, увидел на поле, где еще вчера стояли «мессеры», наши «лавочкины» и взял такую крутую горку, что сразу растаял в небесной голубизне. Мы удивились скорости и необычному силуэту этой машины.

Тем временем поступил приказ срочно перелететь на аэродром, расположенный на одной из окраин фашистской столицы. Разложив на столе карту Берлина, мы легко нашли интересовавший нас пункт Шенефельд. Аэродромная команда быстро погрузилась на автомашины. Я сначала полетел на новую базу один, чтобы осмотреться, оценить обстановку.

Шенефельд… Берлинские богатей знали, где возводить свои дачи: лес, живописные поляны, красивые дороги…

На горизонте серой стеной проступал город.

Передовая команда нашего полка находилась уже на аэродроме.

«Можно садиться?» — спросил я по радио и, получив утвердительный ответ, направил машину к бетонированной полосе, на которой густо чернели свежезасыпанные воронки.

Пока рулил, успел осмотреться. На краю аэродрома увидел полуразрушенные широкие ангары, служебные и казарменные помещения.

В течение получаса в Шенефельде приземлились две наши эскадрильи. Третья расположилась на аэродроме Темпельхоф.

Это было 25 апреля 1945 года.

Как только смолкли моторы, мы услышали нестихающий грохот артиллерии: советские войска выбивали гитлеровцев, засевших в домах и подвалах. В тот день, завершив окружение группировки противника, в Берлине соединились войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.

Группу за группой мы направляли истребителей туда, где требовалась их помощь. Летчиков приходилось подолгу уговаривать, чтобы соблюдали паузы между вылетами — никто не хотел оставаться на земле.

25 апреля советские войска вошли в соприкосновение с американскими войсками на Эльбе, близ Торгау. Это означало, что немецко-фашистские соединения в северной Германии были отрезаны от своих войск, находившихся в южной Германии. А в Берлине и в небе над ним все еще продолжались жестокие бои.

Берлин затянуло дымом. А над черными столбами дыма проплывали рваные облака. Прикрываясь ими, «Юнкерсы» и «фоккеры» прорывались к городу и сбрасывали свой смертоносный груз. Мы звали об этом, и Амет-Хан повел шестерку «лавочкиных» на перехват фашистских самолетов. Ожидая появления врага, Амет-Хан долго патрулировал над указанным ему участком города. Его время уже истекало, когда из-за облаков выскочило несколько «фоккеров».

Мастер атак, герой Сталинграда, Крыма, Пруссии, Амет-Хан первой пулеметной очередью поджег ведущего фашистской группы. Пилот выпрыгнул с парашютом, а ведомые, покинув его, ушли на запад.

«Фоккер» упал вблизи нашего аэродрома. Тут же приземлился и летчик. Он пытался удрать. Но несколько предупредительных автоматных очередей заставили гитлеровца поднять руки.

Вскоре после этого Елизаров и Бойков тоже сбили фашистский истребитель…

Один из своих аэродромов гитлеровцы устроили прямо посреди Берлина. Нам приходилось его штурмовать. Трудное это дело. В пылающем городе не просто отыскать даже сам аэродром, а уж нанести по нему удар — и подавно. И все же наши гвардейцы сумели поджечь несколько находившихся на аэродроме самолетов…

В дни штурма Берлина мне так и не удалось встретить в воздухе ни одного вражеского самолета. Не из честолюбия стремился я сразиться с одним из гитлеровских асов. Много, очень много пережил я за время войны. На моих глазах гибли близкие товарищи и друзья. Столько видел я сожженных и разрушенных советских городов и сел, что оставшимся от них пеплом и битым кирпичом можно было бы вымостить дорогу от Волги до Эльбы и обратно. Могила Виктора Карюкина под дубом над Днепром тоже звала к мести. Вот почему душа жаждала боя…

В ангарах аэродрома Шенефельд, на котором мы базировались, как и в Восточной Пруссии, оказалось много немецких самолетов. Среди них мы сразу узнали машину, подобную той, что так неожиданно промелькнула над аэродромом Фюрстенвальде. У нее был широкий размах крыльев, высокий киль, острый нос, два реактивных двигателя, вооружение состояло из четырех пушек. Что и говорить, хороша была новинка.

Может быть, Гитлер имел в виду и такие вот самолеты, когда обещал своей полуразгромленной армии дать новое чудо-оружие для победы?