Радовало, что у прачки оказалось хорошее чувство ритма и приятный голос. Она попробовала подпевать Кору и вышел вполне милый дуэт. Так что хоть какая-то новизна на следующем замковом празднике намечалась. Да и шуршала девушка связкой скорлупок правильно и в ритм.
Кор, провожая Элю в столовую к ужину, смотрел на неё с сочувствием.
— Да вы не беспокойтесь, всё будет хорошо. Свои песни я выучу. Ребята за эти дни подучат и подхватят. Ритм уловят получше. А сфальшивим, никто и не заметит.
Эля улыбнулась. Конечно, не заметит. Праздник он на то и праздник, чтобы пить и веселиться, а не ляпы у музыкантов замечать.
— Да не просто праздник, а свадьба моя, — вспомнила она о своих матримониальных планах и опять её сердце ухнуло вниз.
О том, что с Коршенем произошло что-то сногсшибательное Павел догадался еще во дворе замка до отъезда на рудник. Это отметил и Дэйлин, но не стал вникать и размышлять на эту тему, у него и других тем для размышления было предостаточно. Дел было невпроворот. Тем более, волноваться явно не стоило, ясно было, что произошло что-то хорошее, потому как Коршень улыбался.
Нет, он не улыбался во весь рот, только уголками губ, но и такая таинственная улыбка откровенно была сияющей.
Павел не стал расспрашивать друга в момент сборов, но пара взглядов, которые друг бросил на галерею, в ту сторону, где жила Эля, сказали Павлу о многом.
Коршень молчал всю дорогу и весь день. Молчал и улыбался.
Дел на руднике и в прилегающей к нему деревне оказалось намного больше, чем Дэйлин ожидал, и в результате, он решил заночевать прямо в деревне в доме у старосты, который специально для таких случаев держал пару гостевых комнат. Одну выделили хозяину долины, вторая досталась друзьям.
Уже после ужина, когда они улеглись и потушили свечи, Павел не выдержал и спросил друга в темноте:
— Расскажешь, что случилось? Ты всё утро сияешь. Это с Элей связано?
— Да, с ней.
Коршень помолчал, а потом произнёс, стараясь, чтобы его слова прозвучали спокойно, но всё равно голос у него предательски дрогнул, когда он сказал:
— Мы теперь вместе. Она согласилась быть под моим покровительством. Я уже поговорил утром с Гленом об этом.
— Неужто она решилась? — засмеялся Павел. — Поздравляю, и как ты её только уломал?
— Сам не знаю. Так получилось. Но она теперь моя женщина, — это прозвучало с плохо скрытой гордостью.
— А почему не невеста или жена?
— Вот у неё и спросишь.
По его тону было понятно, что больше ничего обсуждать на эту тему он не собирается. Да можно было уже ничего и не говорить и так было всё понятно. По факту Элька вышла замуж, как бы не хотелось ей цепляться за иллюзию свободы.
Паша не стал расспрашивать друга о деталях этого судьбоносного события. Сияющие глаза Коршеня говорили сами за себя.
Павел вспомнил как они танцевали тогда в таверне, и тоска вновь поднялась из закоулков сознания, куда он загнал её непрерывными делами.
— А что, может, плюнуть на всё и остаться тут в долине, — подумал он, пытаясь загнать тоску обратно. Тёплая бархатная темнота обволакивала, убаюкивала. Мысли медленно наплывали друг на друга как облака при хорошей погоде.
— А что? Северный климат меня устраивает намного больше чем жаркий южный. Буду Дэйлину помогать с делами. Возраст сорок лет вполне активный, особенно по сравнению с предыдущими семидесятью-то.
Может, повезёт и найду какую-нибудь вдовушку себе по душе, похожую на Наташу. Элю я уже упустил, да и не подходит она мне. Слишком мягкая и послушная. Вот Наташа была — огонь! Шумная, весёлая, боевая, как раз по моему характеру.
Память вдруг всколыхнулась до самого дна, и в этой бархатной темноте он вдруг ясно увидел свою Наташу, ещё молодую, красивую, такую, когда дети были ещё маленькими. В простом домашнем халатике из ткани в какой-то мелкий голубой цветочек, с небрежно заколотыми волосами, она сидела за столом комнаты, где они жили, когда Павел служил на Кавказе. Он потянулся к ней всем своим существом, всей своей изголодавшейся по родному теплу душой и вдруг оказался сидящим напротив неё за столом в той же комнате.
Наташа смотрела на него, улыбаясь так, как всегда, когда хотела его подбодрить.
— Пашка, ты чего раскис-то?
— Одиноко мне. Тоскую я без тебя, — смог выдохнуть он, растеряв все слова от счастья. Он хотел броситься и прижать её к себе, но почему-то не мог пошевелиться.
— Так я тут. Никуда не делась. Буду всегда с тобой. Слушай, Паш, мне с тобой посоветоваться надо. Я тут размышляю, где и в ком мне снова родиться.
— А что, у тебя есть выбор?
— Есть, конечно, — фыркнула она. — Я сейчас все судьбы вижу с начала и до конца. Могу выбрать трудности себе по силам.
— А без трудностей?
— А без трудностей в нашем мире не бывает, — вздохнула она. — А я хочу в наш, к тебе поближе.
Она потянулась и погладила его по щеке и Павел по-настоящему, кожей почувствовал это прикосновение.
— А родиться так, чтобы мы снова встретились можешь?