Возвращение в Оксфорд

Да, мисс Мартин оказалась права: это был великий англиканский компромисс в своем самом утешительном и церемониальном обличье. Торжественная процессия докторов в мантиях с капюшонами; вице-канцлер кланяется проповеднику, перед ними семенят бидли;[195] вереница черных мантий, яркие летние платья преподавательских жен, гимн и приглашение к молитве. Строгий проповедник тоже в мантии с капюшоном, в сутане, с двумя белыми лентами, спускающимися с воротника,[196] — спокойная речь, произнесенная ясным, высоким голосом с университетским выговором, тактично проясняет взаимоотношения христианской философии с атомной физикой. Здесь Университет и англиканская церковь могут облобызаться в духе правды и мира,[197] как ангелы на «Мистическом рождестве» Боттичелли: нарядные, охваченные возвышенным весельем, чуть манерные в нарочитой взаимной любезности. Здесь могут они без запальчивости обсудить общие проблемы, учтиво согласиться друг с другом или столь же учтиво признать разногласия. Что же до гротескных и уродливых бесов, крадущихся по низу картины, то о них ангелам сказать нечего. Что могли бы ответить они, если бы у них спросили совета о шрусберских событиях? Другие наверняка проявили бы больше решительности. Католическая церковь не замедлила бы дать совет — обтекаемый, мудрый, отточенный опытом. Причудливые секты Новой психологии, полные горечи и разлада, тоже отозвались бы какой-нибудь болезненной и невнятной сентенцией, приправленной ярым экспериментаторством. Любопытно представить себе, как фрейдистский университет вступает в нерасторжимый союз с римской церковью — уж точно им не удалось бы достичь той гармонии, в которой живут англиканская церковь и факультеты классической филологии! Но как приятно поверить, пусть хоть на час, что все проблемы человечества можно разрешить в такой отстраненной и благостной манере. «Университет — это рай»[198] — чистая правда, но: «В ад можно попасть, уже будучи у врат в Небесный Град…»[199]

Священник произнес благословение, орган продолжал играть — что-то фуговое, добаховское, процессия вновь собралась и сразу же рассыпалась: одни двинулись к северной двери, другие к южной. Прихожане встали и устремились к выходу в упорядоченном беспорядке. Мисс Мартин, любившая ранние фуги, не двинулась с места, и Гарриет сидела рядом с ней, словно в забытьи, не отрывая глаз от нежно раскрашенных святых на крестной перегородке. Наконец обе они поднялись и направились к дверям. Мягкий, свежий порыв ветра встретил их, чуть только они шагнули на Крыльцо доктора Оуэна и оказались между двумя витыми колоннами.[200] Декан тут же схватилась за свою непокорную шапочку, а ветер раздувал их мантии как паруса, закручивал точно свитки. Небо между закругленными подушками облаков было бледным и прозрачным, словно аквамарин.

На углу Катте-стрит оживленно беседовала группа людей в мантиях — среди них были два члена Олл-Соулз и внушительный господин, в котором Гарриет узнала ректора Бэйлиола. Спиной к ним стоял еще один магистр искусств, который, когда Гарриет и декан проходили мимо, беседуя о контрапункте, внезапно повернулся и приподнял академическую шапочку.

Долгое мгновение Гарриет не могла поверить своим глазам. Питер Уимзи. Собственной персоной. Питер, который должен быть в Варшаве, стоит себе как ни в чем не бывало на Хай-стрит, будто провел здесь всю жизнь. Питер, в мантии и шапочке, словно самый обычный магистр искусств, который благочестиво посетил проповедь и теперь болтает на академические темы с двумя учеными мужами из Олл-Соулз и ректором Бэйлиола.

«Почему бы и нет? — сказала себе Гарриет после нескольких секунд замешательства. — Он действительно магистр искусств. Учился в Бэйлиоле. Почему бы ему не поболтать с ректором? Но как он сюда попал? И когда? И зачем? И почему он мне не сообщил?»

Она обнаружила, что уже знакомится с собеседниками Питера и представляет ему декана.

— Я звонил вчера из города, — сказал Питер, — но вас не было.

Он объяснял что-то еще: как прилетел из Варшавы, что-то о племяннике в Крайст-Черч, о любезном гостеприимстве ректора, о записке, которую он послал ей в колледж. И наконец из всех этих вежливых пустяков ясно проступила фраза:

— Если вы свободны в ближайшие полчаса, можно мне заглянуть к вам?

— Да, пожалуйста, буду рада, — смущенно проговорила Гарриет. И добавила, собравшись с мыслями: — Наверное, бесполезно приглашать вас на ланч?

Оказалось, что Питер приглашен на ланч к ректору вместе с одним из донов Олл-Соулз. По всей видимости, у этого ланча была некая историческая подоплека, поскольку упоминалась статья такого-то автора для материалов к такому-то сборнику, на которую Уимзи должен был взглянуть, «заскочив» в Олл-Соулз, — «это и десяти минут не займет». Еще говорилось что-то о печати и распространении полемических памфлетов во времена Реформации. Мнение Уимзи, как специалиста… мнение его собеседника, тоже специалиста… мнение историка из другого университета, который только притворяется специалистом, а сам ничего в этом не смыслит…