Возвращение в Оксфорд

— Я знаю, что это ложь, — продолжала Гарриет, — потому что на ковре под вашим письменным столом лежит осколок слоновой кости, а еще один прилип к подошве вашей туфли — я видела, когда вы поднимались по лестнице.

Она уже ко всему была готова, но, к ее удивлению, мисс Гильярд пошатнулась, резко опустилась на стул и проговорила:

— О боже!

— Если вы не имеете отношения к тому, что мне разбили шахматы, и ко всему остальному, что творилось в колледже, объясните, что значат эти осколки.

«Что я за дура, — подумала она, — так раскрывать карты. Но если не раскрыть — что станет с уликами?»

Мисс Гильярд сняла туфлю и оторопело уставилась на кусочек белой кости, прилипший к каблуку.

— Дайте сюда, — сказала Гарриет и забрала у нее туфлю.

Она ждала, что мисс Гильярд начнет яростно отпираться, но та проговорила только:

— Это доказательство… неопровержимое…

Гарриет мрачно усмехнулась, возблагодарив небеса за неискоренимость академических привычек: по крайней мере, здесь хорошо понимают силу неопровержимого доказательства.

— Я и в самом деле заходила к вам в комнату. Я хотела сказать то, что сказала сейчас. Но вас там не было. А когда я увидела этот разгром на полу, я подумала… я испугалась, что вы подумаете…

— Я и подумала.

— А он что подумал?

— Лорд Питер? Не знаю. Но наверное, теперь что-нибудь подумает.

— Но у вас нет доказательств, что это сделала именно я, — внезапно оживилась мисс Гильярд. — Вы можете утверждать только, что я была в комнате. Когда я к вам зашла, шахматы уже разбили. Я это увидела и подошла поближе посмотреть. Можете доложить своему любовнику, что я их видела — и обрадовалась, что они разбиты. Но он вам ответит, что это не доказывает мою вину.

— Послушайте, мисс Гильярд, — сказала Гарриет. Ее раздирали противоречивые чувства: злость, недоверие и какая-то ужасная жалость. — Поймите же наконец: он мне не любовник. Неужели вы думаете, что если б мы были любовниками, мы бы стали… — тут ее природное ехидство взяло свое, и она с трудом сохранила невозмутимый тон, — попирать нравственность прямо в Шрусбери? Вот уж нет места хуже. Даже если б мы ни во что не ставили колледж — зачем? Весь мир к нашим услугам — к чему развлекаться именно здесь? Просто глупо. А если вы в самом деле были во дворе, то должны были понять, что настоящие любовники так друг с другом не обращаются. Если вы хоть что-то в этом понимаете, — добавила она довольно-таки жестоко. — Мы старые друзья, я обязана ему…

— Вы несете чушь, — резко оборвала ее мисс Гильярд. — Вы прекрасно знаете, что влюблены в него.

— О господи! — До Гарриет наконец дошло. — Не знаю, как я, но кое-кто — точно.

— Вы не имеете права так говорить!

— Это же все равно правда, — сказала Гарриет. — Ох, черт! Наверное, вам от того не легче, но мне ужасно жаль.

Динамит на пороховом заводе? Да уж, мисс Эдвардс, как точно вы это подметили — самая первая! Это представляет интерес для биолога. Нет дьявола коварней. «Это дьявольски все осложняет», — сказал Питер. Он-то все заметил. Уж наверняка. Он проходил через это десятки раз — с десятками женщин со всей Европы. Боже мой! Интересно, мисс Гильярд просто злобствовала или и впрямь поработала с источниками и докопалась до венских певичек?

— Бога ради, — проговорила мисс Гильярд, — уходите!

— Да, я, пожалуй, пойду, — сказала Гарриет.

Она понятия не имела, что со всем этим делать. Она не чувствовала больше ни ярости, ни злости. Ни тревоги. Ни ревности. Только сожаление — но она не знала, как посочувствовать мисс Гильярд, смертельно ее не оскорбив. Вдруг она заметила, что по-прежнему сжимает в руке туфлю. Может, ее лучше вернуть? Но все же это улика, она свидетельствует… о чем? Загадка полтергейста словно бы исчезла, осталась лишь измученная оболочка этой женщины, которая невидящими глазами глядела в пустоту под жестоким, безжалостным электрическим светом. Гарриет подобрала еще один осколок шахматной фигурки из-под письменного стола — заостренную головку красной пешки.

Что ж, какие бы личные чувства за всем этим ни стояли, улика есть улика. Питер… и тут она вспомнила, что Питер обещал позвонить из «Митры». Она вышла на улицу с туфлей в руке и в Новом дворе наткнулась на миссис Паджетт, которая как раз ее искала.

Звонок перенаправили в Елизаветинское здание.

— Ну что, могло быть и хуже, — сказал голос Питера. — Всего лишь Великий Панджандрам[289] решил устроить конференцию в собственном доме. Меня ждет приятное воскресенье в уорикширской глубинке. Возможно, в дальнейшем это означает и Лондон с Римом, но будем надеяться на лучшее. В любом случае мне надо быть там в половине двенадцатого, так что успею заскочить к вам часов в девять.

— Да, приходите, пожалуйста. Кое-что случилось. Не то чтобы страшное — скорее грустное. По телефону не расскажешь.

Он вновь пообещал прийти и пожелал ей доброй ночи. Гарриет заперла в комнате туфлю и обломок шахматной фигурки, а потом отправилась к казначею и договорилась, что переночует в лазарете.

Глава XXI