Возвращение в Острог

Выйдя на улицу, Александр в самом деле шагает в сторону озера и уже на берегу замечает вдруг одинокого, выбравшегося на сушу лебедя. Несколько минут следователь пристально смотрит на птицу, а затем спокойно достаёт из куртки пистолет, и над лесом раздаётся эхо выстрела…

…Словно в цирке, в театре или в зале консерватории, гости пляжа рассаживаются по местам. Каждый вечер они приходят сюда, чтобы посмотреть, как исчезает светило. Солнце выкрашивает в цвет заката пробегающие мимоходом облака и, будто за плинтус, плюхается за горизонт. Огненный диск покидает людей, и от этого незабываемого ежевечернего представления на душе аборигенов и путешественников становится радостно, спокойно и тепло. В благодарность за увиденное по набережной разливаются аплодисменты, и работник муниципальной службы, который следит за чистотой вверенного ему пляжа, с грустью улыбается укатывающемуся красному колесу. Специальной сеткой собирая брошенные мимо урн пластиковые стаканчики, он медленно едет вдоль шепчущей воды и вспоминает группу детей из России, которые гостили здесь несколько лет назад. Человек за рулём зелёного трактора перебирает в памяти их лица и думает, что эти ребята были по-настоящему потрясены. В отличие от туристов, многие из которых наблюдают этот спектакль несколько раз в год, русские дети, вспоминает теперь греческий тракторист, как заколдованные, глазели на море. Толстыми протекторами нарисовав на песке петлю, он разворачивается в конце пляжа и трогается в обратную сторону, чтобы, отвлекаясь от монотонной работы, попытаться представить себе, как могла сложиться их судьба…

…Выйдя на сцену, молодая, но уже очень известная поэтесса замечает, что зал полон. Девушка подходит к микрофону, улыбается, здоровается и, дождавшись, пока волна аплодисментов докатится и разобьётся о край сцены, высказывает предположение, что можно начинать.

Публика смеётся, оценивает остроту, и когда ещё одна рождённая простой шуткой волна омывает её ноги, молодая, но уже очень известная поэтесса начинает читать.

Первым делом она дарит публике стихотворение о сиамских близнецах. Дочитав его и приняв порцию положенного восхищения, Вера (так её зовут) осматривает зал и замечает, что два кресла в самом центре партера пустуют. Это лучшие места, в седьмом ряду. Такие обыкновенно резервируют для очень важных персон: директора театра или его любовницы, премьер-министра или какого-нибудь сотрудника ФСБ.

«Важные люди всегда опаздывают», — думает молодая, но уже очень известная поэтесса и продолжает читать.

Она читает про детское и про босанову, про суженое-ряженое и про апрель, про толстых юношей и про счастье, но в перерывах, когда крещендо звучат всё более и более нарастающие аплодисменты, она думает теперь, что два кресла пустуют. Вера пытается представить себе, как выглядит пара, которая не пришла. Кто эти люди? Кем они работают? Сколько им лет? Они не пришли, потому что попали в пробку, или не собирались вовсе? Он депутат или священник, прокурор или простой студент, который всеми силами хотел произвести впечатление на возлюбленную?

Так или иначе, подарив слушателям несколько известных и даже знаменитых стихотворений, поэтесса вновь оглядывает зал и, приблизившись к микрофону, продолжает читать:

 край у нас широк, изобилен,
 бесконечно сакрален
 сколько у нас древних зубодробилен,
 вековых душераздирален
 перед путешественником, где чёрен,
 где ещё промышленно не освоен,
 целый горизонт лежит живодёрен
 и предателебоен
 всяк у нас привит, обезболен,
 власти абсолютно лоялен,
 это слышно с каждой из колоколен,
 изо всех шапкозакидален
 и сладкоголосый, как сирин,
 и красивый, как сталин,
 нами правит тот, кто всесилен
 и идеален
 от восторга мы не ругаемся больше матом,
 не ебёмся, не курим,
 нас по выходным только к банкоматам
 выпускают из тюрем
 в школе, без вопросов и встречных реплик,
 наши детки, краса-отрада,
 собирают нам из духовных скрепок
 макеты ада
 судя по тому, как нас вертухаи обходят хмуро,
 и на звук подаются, дрогнув, —
 скоро снова грянет большая литература
 и кинематограф

Книги Саши Филипенко

БЫВШИЙ СЫН