Возвращение в Сонору

Но самое паршивое во всей этой истории заключалось в том, что следующим утром я снова исчез с радара Покахонтас. Она опять смотрела куда-то через мое плечо, а в ответ на шутки — довольно грубые, признаю — затыкала уши наушниками плеера. Часто она вообще не видела меня, потому что придурок Роб взял себе за правило заслонять ее от меня своей спиной на уроках или вставать между нами на переменах. Учить его чему-либо кулаками было бесполезно: даже когда я свернул ему нос набок он только радостно скалился окровавленными зубами и подмигивал заплывающим глазом. Долбаный Святой Георгий, защищающий принцессу от дракона.

Я и сам понимал, что веду себя глупо, как непослушный мальчик, добивающийся внимания шалостями. Каждый мой поступок словно кричал: смотри на меня, не отводи взгляд. Заметь меня. Люби меня.

Что еще я должен был сделать? Дарить цветы? Посылать открытки? Приглашать в кино, как это делал Роб? Держать за руку в школьном коридоре? Она этого не стоила. Ни одна женщина этого не стоила. Тем более та, что и так уже являлась моей собственностью. Это знали все. И те идиоты, которые время от времени пытались привлечь ее внимание, и те, кто видел, как я избиваю этих неудачников в Ведьмином Кругу.

Единственный, кто был не в курсе — сама Покахонтас. Аделина Гарсия, мать ее. И самое интересное, что вакуум, которым я окружил ее в школе, не мешал ей дышать полной грудью за ее пределами. Ей улыбались официанты и продавщицы в кондитерской, люди здоровались с ней в церкви и на улице. Да я своими глазами видел, как главарь банды Южного централа при встрече с ней прикоснулся двумя пальцами к козырьку своей бейсболки.

Что я мог сделать в этой ситуации? Воспользовался единственным доступным мне средством от меланхолии — начал трахать только брюнеток. Плохо было одно: никак не получалось во время процесса не думать о Покахонтас. Особенно раздражала мысль, что неизбежно должен появиться парень, который все-таки трахнет ее саму. Необходимость все время быть начеку бесила неимоверно.

— Что за дела у твоего отца с Покахонтас?

Я впервые после долгого времени первым заговорил с Робом. И впервые произнес ее имя. Среди нас четверых Покахонтас была Той-Чье-Имя-Не-Произносят.

Сейчас она стояла на противоположной стороне улицы и разговаривала с шерифом Келли. Вернее, он слушал ее. И даже вышел из машины, чтобы ей было удобнее говорить. И даже заботливо наклонился к ней. Потом кивнул, что-то сказал и, похлопав ее по плечу, укатил по своим делам. Я проводил взглядом черную задницу полицейского Форда, а когда снова посмотрел через улицу, Покахонтас там уже не было.

ЛИНА

Штоллен[18] пекут недели за три-четыре до Рождества, чтобы успел вылежаться. Мой первый в жизни праздничный кекс, щедро нашпигованный изюмом и цукатами, уже две недели лежал на полке в кладовой, завернутый в пергаментную бумагу.

Более сложной задачей оказалось спасти его от преждевременного съедения. Здесь пришлось пойти на компромисс: через день я пекла что-нибудь праздничное в количестве достаточном, чтобы заткнуть клюв моей прожорливой, как кукушонок, сестрице, но все же не слишком много, чтобы меня потом не обвинили в наросших на заднице лишних фунтах веса.

После апельсинового кекса, коричных звездочек, имбирного печенья, булочек с кардамоном и шафраном, панфорте и медовых колечек мое воображение себя полностью исчерпало, так что я решила ограничиться самым простым и быстрым вариантом — печеньем мадлен.

Времени до прибытия обещанной шерифом машины оставалось немного, поэтому я вытряхнула готовое печенье из формы на большую фаянсовую тарелку, не дожидаясь, когда оно остынет.

Услышав хлопок входной двери, я невольно бросила взгляд на часы. Рабочий день у мамы еще не закончился, а сестра с подругами уехала всего час назад. Может быть, у нее что-то пошло не по плану?

То, что ситуация хуже, чем ожидалось, я поняла сразу, как только на пороге кухни появился Джокер. С первой нашей встречи я твердо соблюдала его требование и не приближалась к Логову. То, что он не подходил к дому прислуги, мне хотелось считать соблюдением с его стороны негласно установленного между нами правила. Теперь меня поставили перед фактом — правила устанавливает только Вилд ван Хорн. И только он их меняет.

Достав из бельевого ящика чистую салфетку, я прикрыла печенье и передвинула тарелку на середину стола. Затем засунула грязную форму в посудомоечную машину. Вся эта суета давала мне пару спасительных минут, чтобы собраться с мыслями. Зачем он пришел?

— О чем с тобой говорил шериф Келли?

Краем глаза я видела, что Джокер стоит, прислонившись плечом к дверному косяку, и сверлит меня привычным хмурым взглядом. Я могла бы выйти и не отвечать ему, но была одна небольшая проблема: он заслонял собой дверной проем. И двигаться с места не собирался. Поэтому я пожала плечами и снова вернулась к столу. Мне было чем еще себя занять. Например, отнести в кладовую муку и ванильный сахар.

За спиной раздались мягкие шаги, затем звук отодвигаемого стула и снова его голос: