Возвращение в Сонору

Так и есть. Шакала швырнуло к стене магазинчика. Понадежнее заякорившись плечом в кирпичной кладке, он оглянулся по сторонам в поисках аудитории. Я ждал.

Мутно улыбаясь, он нащупал меня взглядом и попытался сосредоточиться. Я ждал.

И дождался. Шакал поднял к носу кулак и старательно отогнул указательный палец. Палец закачался перед его лицом, словно перевернутый маятник.

— Но это еще не все, — заявил он мне многообещающе.

И тут же изверг в моем направлении густую зловонную струю. Несколько капель разбились о тротуар в паре дюймов от носков моих ботинок, а выполнивший свой долг до конца шакал, сполз по стене на землю и отключил внешний мир.

Ладно, и тебе спасибо, чел. Как-никак ты поделился со мной последним, что имел.

Вот, значит, какой ты, Восточный Харлем.

Глава 27

ЛИНА

Фукан помер бы от зависти, узнай он о моем последнем марш-броске по крышам Нью-Амстердама. Вот только платье, к сожалению, не выдержало. Отправив шелковую тряпку в мусорное ведро, я наскоро вымылась и упала в свою постель. Несколько часов сна вернули меня в реальность и превратили в довольно разумного и мыслящего человека.

Во-первых, я совершенно не жалела о расторжении договора с Джокером. Во вторых, мне нужно было забрать свои вещи. И дневное время, когда этот контрол-фрик управляет миром из своего офиса, вполне подходило для последнего визита в его квартиру.

Вот только мой расчет не оправдался.

Джокер спал на диване в гостиной. Стараясь двигаться как можно тише, я отыскала сумочку с моим телефоном, а потом прошла в спальню.

Рюкзак был почти полон, когда мелькнувшая на периферии зрения тень заставила поднять голову. На пороге моей комнаты, прислонившись к притолоке двери, стоял Джокер. Неудивительно, что я его не услышала — он был бос. Взлохмаченные волосы, измятые брюки, выпущенная из-под ремня и почти полностью расстегнутая рубашка — сейчас его вид заставил бы плотоядно застонать половину женского населения Нью-Амстердама. Ну, ладно, все женское население Нью-Амстердама.

Затягивать молчание было бы слишком рискованно.

— Я ухожу. — Больше я на него не смотрела. — Можешь продолжать оскотиниваться, Джокер. Но только без меня. А я наконец, высплюсь по человечески и вернусь к нормальным людям.

Точно. К людям, которые хоть и режут друг друга и стреляют, но не имеют привычки ковыряться в чужой душе зубочисткой.

Забросив рюкзак на плечо, я двинулась к двери. Мне заступили дорогу, как это предсказуемо.

— Отойди.

Неужели опять придется удирать через окно. Упс, а окно-то, кажется, закрыто.

— Я идиот, Лина.

От неожиданности я моргнула. Нет, конечно, ничего подобного не могло прозвучать вслух.

— Ты не сообщил ничего нового. Дай дорогу.

— Аделина, прости меня. Я не хотел тебя обидеть. Просто я не умею разговаривать с нормальными людьми. Прости… пожалуйста.

Кажется, в комнате внезапно закончился кислород. Вилд ван Хорн никогда не просил прощения. Одна мысль о такой возможности казалась абсурдной.

Пока я растерянно соображала, нужно ли мне что-то ответить или просто оттолкнуть преграду в сторону, его рука мягко завладела моими пальцами. Черт, снова это бессильное онемение начало подниматься от ладони вверх — к локтю, к плечу.

— Ты никогда не пыталась дать мне отпор, Лина. — В его голосе звучало само искушение. — Признайся, своей гордостью ты наказывала не только меня, но и себя.

А что у меня было, кроме гордости? Ну, ладно, Джокер, хочешь наказания?

— Иди за мной.

На этот раз он посторонился без малейшего колебания. Мы — я первая, Вилд за мной — прошли в кухню. Там я намочила в холодной воде полотенце и сунула ему:

— Держи.

Он послушался, только растерянно посмотрел на мокрый прямоугольник у себя в руках. И тут же я коротким правым хуком врезала ему в глаз.

— Теперь приложи к лицу. Мы в расчете.

Все-таки он очень быстро двигался. Я даже не заметила, как меня дернули за руку, обмотали ушибленный кулак тем самым полотенцем и прижали к распахнутой на груди рубашке.

Макушку обжигал лихорадочный шепот:

— Прости… прости… прости.

Каждое это слово словно поворачивало во мне глубоко и надежно спрятанный вентиль. Сначала, с трудом, срывая многолетнюю ржавчину с резьбы, затем легче и, наконец, я охнула, всхлипнула и зарыдала в голос, уже не пытаясь сопротивляться.

Единственное, чего я боялась сейчас — показать Джокеру свое лицо, и потому изо всех сил уткнулась носом ему в грудь. Когда казалось, что жидкость вот-вот закапает с подбородка, я вытирала щеки о его рубашку и продолжала завывать.

Когда я совсем обессилела, и казалось, что колени уже подламываются, меня подняли на руки и отнесли в спальню. Уже плохо соображая, что происходит, почувствовала, как лицо обтирают все тем же полотенцем, затем с меня сняли ботинки, закутали в покрывало и легко поцеловали в нос:

— Спи.

Проснувшись в первый раз, я некоторое время рассматривала потолок и пыталась сообразить, где нахожусь. Вспомнить помогла чашка горячего чая, появившаяся перед моим лицом буквально из ниоткуда.

— Пей. — Прозвучал над ухом голос Джокера.