Возвращение в Тооредаан

Как оказалась, процедура легализации была делом несложным, но тягомотным и… весьма накладным. А Мыш ещё и заверял меня, что кабы не «своя рука», то подорожную и «пачпорт» мне бы выправляли не три дня, а три месяца. Бюрократия в местных краях была почище нашей, а взятки тут не просили, взятки тут требовали. Монетки из моего кошелька начали перекочёвывать в карманы чиновников с пугающей быстротой, заметно облегчив мою ношу. Но, по уверениям Мыша, это того стоило. Потому как без бумажки я вор, бродяга и подозрительная личность. А, дескать, с бумажкой — уже вполне себе приличный человек, которого ни одна стоящая на страже закона сволочь не посмеет взять за шкирман и упрятать в кутузку без серьёзных на то оснований. Это раньше я был частью каравана, и местные власти не обращали на меня особого внимания. А одиночку, да ещё и путешествующего по стране, будут частенько останавливать на предмет проверки личности и благонадёжности. И тут бумажка для меня будет лучшей защитой, нежели целый десяток мушкетов. По бумажке этой, кстати, я числился иностранным студентом откуда-то из туземных царств по «ту» сторону какого-то хребта, рождённым в деревне Рооссия, года своего рождения не знающим по причине дремучей дикости. Как мне объяснили, к учёности тут народ относился с изрядным пиететом. Даже обычные студенты были людьми в некотором роде уважаемыми, и им полагался ряд привилегий и поблажек. Вплоть до того, что в ряде случаев даже судить их мог только специальный суд. Но это в теории. А так, если повздоришь с властями где-нибудь в провинции, они могут твоего студенческого статуса «не заметить» и… Короче, не надо нарываться.

А остаток денег я отнёс в банк. Ага. У них тут, оказывается, банки вовсю работают. Нам на лекциях об этом вскользь упоминали, но тогда я как-то не особо запомнил — это было в самом начале моего появления в Отряде, и тогда я был настолько потрясён информацией о существовании абсолютно иного мира, что на такую банальность, как какие-то там банки, внимания не обратил. Так что Мыш мне напомнил и даже объяснил, как эта система работает. Увы, до пластиковых карточек местное банковское дело ещё не доросло. Так что в обмен на своё золотце я получил некое «заёмное письмо». Вроде как я дал в долг Коронному банку. И мог получить своё обратно по месту прибытия в город Мооскаа в центральном отделении этого уважаемого заведения, курируемого казной самого сатрапа — так тут называли местного царька. Можно было, на крайний случай, сунуться в отделения Коронного банка в других городах и даже странах. Но тогда бы с меня содрали куда бóльшую мзду за оплату банковских услуг. Вот такие вот странные правила.

Ну а потом пришлось устроить отвальную пьянку для друзей-товарищей. Нет, реально. Вроде, не так долго вместе с ними шли — полтора месяца. А ведь и я для них, и они для меня стали своими людьми. Вместе кровь проливали, вместе работали, решали проблемы. Я стал своим! Потому-то, кстати, Мыш со мной и возился. Тут у народа было своеобразное отношение к другим людям. За своих — хоть в огонь, кинуть-обворовать своего — худший из грехов. А вот с чужаком — делай что хочешь, особенно если знаешь, как избежать мести.

…Гульнули хорошо. Я ужрался вдрызг. И утром проснулся с больной головой. Своей. И ещё с чьей-то кудрявой головкой, устроившейся у меня на предплечье… Кажется, у нас что-то было с этой трактирной служанкой. Но помню я это весьма смутно. Да и лучше бы забыть. На трезвую голову и при свете дня она мне как-то не показалась. В общем, когда вернусь домой и буду писать отчёт, об этом эпизоде свой жизни я упоминать не стану.

Следовать за попаданцем

Оу Игиир Наугхо. Десятник

— Рааст! — рявкнул Игиир, подойдя к знакомому забору. — Ко мне!

Через несколько секунд рядом с ним почти неслышно приземлилась огромная туша стражника, одним прыжком перемахнувшего невысокую ограду. «И правда, медведь» — подумал Игиир со смесью раздражения и одобрения. — «С виду — здоровый бычара, а ведь умеет подкрадываться незаметно и ловок, как его звериный тотем. В ближнем бою особенно опасен, это мне сейчас на руку…»

Как ни удивительно, но успешное завершение расследования по следу лошади чужака не разбудило в душе десятника спокойствия и удовлетворения. Скорее наоборот, он вдруг почувствовал раздражение и тревогу. То, с какой лёгкостью пусть и не казавшийся слишком серьёзным, но всё же след разлетелся в пыль, навевало отнюдь не радостные мысли: «А если и второй след окажется пустышкой? А ведь начальству уже отправлены хоть и не откровенно победные, но всё же вполне оптимистичные реляции. И что теперь — отписываться, что у меня ничего нет и всё надо начинать сначала? И дадут ли вообще начать?»