Возвращения домой

Сам он сидел за своим столом; прошедшие годы сказались на нем меньше, чем на любом из нас; его красивое худощавое лицо было почти не тронуто морщинами, а фигура оставалась стройной, как у подростка.

- Верьте или нет, - продолжал он, - я как раз собирался пригласить вас на небольшой обед. Давайте условимся насчет дня, - добавил он, все еще выказывая радушие. - Мы ведь когда-то неплохо проводили время, правда?

Я согласился.

- Я собирался открыть вам один секрет. И раз уж вы порадовали меня своим визитом, - подобная вежливость была ему совсем не свойственна, - не буду откладывать, открою его вам сейчас.

- Я понял, что ему очень хочется удержать меня в своем кабинете. Ему нужно было высказаться.

- Дело в том, - начал он, - что эти люди задумали послать меня в Палату лордов.

Под "этими людьми" Лафкин подразумевал первое послевоенное лейбористское правительство, и поначалу даже странно было слышать, что именно оно намерено дать ему звание пэра Но хотя Лафкин был одним из наиболее влиятельных промышленников своего времени, он с присущей ему дальновидностью не терял дружбы и со сторонниками противоположного лагеря. Он никогда не был членом ортодоксальной партии консерваторов, сознательно поддерживал в некоторых вопросах оппозицию, и, начиная с 1944 года, эта его политика приносила свои плоды.

В сущности, его политические убеждения были коллективистскими убеждениями крупного предпринимателя, в основе которых несовместимо для всех, кроме него самого, лежал старомодный либерализм.

- Пойдете?

- Не вижу причин для отказа. Сказать по правде, мне это, пожалуй, даже нравится.

- Зато не понравится вашим коллегам.

Я сказал то, о чем он и сам, конечно, думал: такие же боссы, как он, будут считать его предателем, принявшим почести от врагов.

- Ну, об этом быстро забудут. Пока я им нужен, никто не осмелится выступить против. А вот когда я стану им не нужен, меня в ту же минуту вышвырнут вон, независимо от того, буду я пэром или нет. - Он издал неприятный, хриплый смешок. - Многие из них, во всяком случае, с радостью дали бы отрубить себе правую руку, лишь бы оказаться на моем месте. Основное преимущество этих опереточных почестей, от которых, я все же думаю, давно пора отказаться... - добавил он, действуя, как не раз случалось, на два фронта, - состоит не в радости для того, кто их получает, а в огорчении для тех, кто их лишен.

Он был счастлив, и я его поздравил. Я был доволен: способный в своем деле человек, он, по общему мнению, сумел многого добиться и чем-то нравился мне.

Я полюбопытствовал, какой титул он выберет.

- Да, это вопрос, - отозвался Лафкин.

- Вы еще не решили?

- Наверное, будет что-нибудь вроде барон Лафкин из такого-то поместья. Лорд Лафкин. Вот проклятая фамилия, но от нее никуда не денешься. Разумеется, верь я во всю эту чепуху, давно бы имел другую. Куда приятней носить приличную фамилию.

- Воспользуйтесь случаем, - поддразнил я его, но он отрезал:

- Нет. Слишком поздно. Богатому купцу незачем рядиться в маскарадный костюм. Придется смириться с лордом Лафкином.

Он улыбался застенчиво, почти стыдливо, как человек, застигнутый врасплох в разгар самых смелых мечтаний. На промокательной бумаге были написаны названия разных местностей: он родился в Бери Сент-Эдмундс; может быть, лорд Сент-Эдмундс? Терлоу, Белчемп, Лэвенхем, Кэвендиш, Клер - все это были названия деревень, в которых он бывал в детстве; со свойственной ему глубоко затаенной склонностью к романтизму ему хотелось бы взять себе одно из них. Он прочитал их мне.

- Красивые названия, - сказал он, как всегда неопределенно. Только этим он и дал понять, что это были его Тэнсонвиль, его Месеглиз, его Комбрей.

- Почему бы не взять одно из них? - Хоть раз мне хотелось доставить ему удовольствие.

- Об этом не может быть и речи, - коротко ответил он.

Я решил, что настроение у него подходящее для моего дела, и сказал, что у меня к нему просьба.

- Что такое?

- Мне хотелось поговорить с вами о Гилберте Куке.

- А мне нет. - В ту же секунду любезность Лафкина, его доброжелательный вид, готовность услужить другу - все исчезло. Он пылал гневом.

Словно не замечая этого, я пытался продолжать: Кук хорошо проявил себя на государственной службе, его высоко ценят Гектор Роуз и другие...

- По-моему, нам незачем терять время на подобные разговоры, - перебил меня Лафкин. - Вы просите меня взять Кука обратно?

- Я хотел бы, чтобы вы выслушали...

- Но просьба заключается в этом, так?

Я кивнул.

- Я отвечу вам коротко и ясно. Я бы не взял его и дворником.

Настаивать было бесполезно. Неумолимый, еле сдерживаясь от гнева, грубый, каким его нередко доводилось видеть прежде, от не позволил мне даже договорить.

Когда я передал его ответ Гилберту, тот сказал: