Возвращения домой

Присутствовало довольно много государственных, чиновников, среди которых был и Гектор Роуз, впервые не совсем в своей тарелке; он чувствовал себя крайне неловко и был неумеренно учтив, в глубине души питая отвращение ко всякому обществу, кроме сотрудников министерства и членов своего клуба. Был в числе гостей и Джордж Пассант; он одиноко бродил с рассеянным, мечтательным выражением лица и задумчивой улыбкой, что все чаще и чаще наблюдалось за ним в обществе женщин. Были и родственники Гилберта, в основном военные, с маленькими головами, худые и горластые. Были родственники Бетти; женщины помоложе щебетали на нелепом, искаженном кокни, принятом их поколением в высшем свете; они сбились в кучку, как группа ученых на заседании Британской ассоциации содействия развитию науки в страхе перед тем, что им помешают восторженные дилетанты.

Среди присутствующих я искал только одного человека. Вскоре я ее увидел - она стояла возле большой компании людей, прислушивалась к разговору, но участия в нем не принимала, а глаза ее нетерпеливо искали меня. Как и в доме ее отца, мы здесь, в толпе, чувствовали себя наедине.

- Как хорошо, - произнесла она.

- Мне хотелось бы самому привезти тебя сюда, - сказал я.

- Я молила судьбу, чтобы ты приехал, но спрашивать никого не рискнула.

Она была взволнована; когда она закуривала, пальцы ее дрожали.

- С кем это ты разговаривала?

- Ну, до разговоров еще не дошло.

Она смеялась не только от волнения, но и над собой. Даже теперь, совсем уже не юная, она оставалась по-детски застенчивой. Будь это обычный званый вечер, а не возможность еще раз встретиться со мной, ей все равно стоило бы больших усилий преодолеть свою застенчивость; но уж если это ей удавалось, тогда она веселилась от души.

- Мы встретились, и это уже хорошо, - сказал я.

- Хорошо, - подтвердила она, улыбаясь живой, нетерпеливой улыбкой.

Только я начал говорить ей, что вскоре мы сможем улизнуть вниз и поболтать, как к нам подошла сама Бетти.

- Льюис, дорогой, вы не хотите пожелать мне счастья?

Она протянула мне руки, и я поцеловал ее в щеку. Затем, сияющая, она взглянула на Маргарет.

- Мы, кажется, не встречались? - спросила Бетти.

- Встречались, - вмешался было я, но Бетти продолжала:

- Простите меня, пожалуйста, но скажите, кто вы?

В лучшем случае это были просто забывчивость, но в словах ее чувствовалась грубость - с людьми незнакомыми Бетти говорила резко и бесцеремонно. Однако ей было чуждо высокомерие, и я удивился ее поведению и огорчился растерянности Маргарет.

- Меня зовут Маргарет Холлис, - сказала она, опустив голову.

- Вот теперь вспомнила, - воскликнула Бетти. - Прежде вас звали Маргарет Дэвидсон, правильно?

Маргарет утвердительно кивнула.

- Мой муж рассказывал мне о вас.

С той же искренностью и с той же бесцеремонностью Бетти продолжала болтать о всякой чепухе, не замечая, что нас с Маргарет это раздражает. Гилберт - приятель Элен, сестры Маргарет, не так ли? Гилберт рассказывал ей и о муже Элен. Наконец Бетти перебила себя, сказав Маргарет:

- Послушайте, здесь есть кое-кто, с кем мне хотелось бы вас познакомить. Пойдемте.

И она увела Маргарет. Я вынужден был отпустить ее, не мог ее защитить. Горькое чувство утраты возможности поступать так, как хочется, ведомое лишь тем, кому знакома запретная любовь, овладело мною. Сколько времени должно пройти, размышлял я, прежде чем я смогу снова подойти к ней?

Не зная, что предпринять, я растерянно огляделся по сторонам. Раскрасневшийся Гилберт с дерзким любопытством рассматривал гостей. Это была настоящая коллекция знакомых, собранных им по крайней мере за полжизни. Его сыскной зуд, подумал я, наверное, все еще не утих, но тут мне снова пришло в голову, как и по пути сюда, что и для него это своего рода конец. Ибо Гилберт, которого, несмотря на его недостатки, а, вернее, именно из-за них, весьма мало занимали социальные разногласия, прошел не меньший, чем я, путь по общественной лестнице в другом направлении.