Возвращенная драгоценность. Китайские повести XVII века

Посредники, жалея сюцая, снова пошли к ростовщику, но тот и на этот раз наотрез отказался. Он удалился во внутренние комнаты дома, а вскоре оттуда вышли пять приказчиков.

— Господин Вэй поручил нам идти вместе с вами за долгом. Он запретил даже упоминать о доме.

Расстроенные посредники в сопровождении приказчиков пошли к Чэню. На сей раз посредники молчали, а все переговоры вели приказчики.

— Хозяин приказал нам оставаться здесь до тех пор, пока вы не вернете ему долг! — сказали они сюцаю.

Смущенный хозяин не знал, что ответить, лицо его горело от стыда.

— Почтенные! — обратился он к посредникам после длительной паузы. — Уговорите их вернуться, а я постараюсь что-нибудь предпринять.

Посредники кое-как уломали служащих Вэя, и те согласились уйти.

Сюцай был в отчаянии, никакого выхода он не видел. Направившись во внутренние покои, он подошел к столу и, тяжко вздохнув, в сердцах ударил по нему рукой. Госпожа Ма понимала состояние мужа.

— Сударь мой, вы, кажется, вздохнули, — не без умысла проговорила она. — Если вам не по себе, сходите к певичкам, на цветочную улицу. В Чуских павильонах и Циньских башнях[128] вы сможете испить вина и послушать веселые песни. Развеялись бы ночь-другую... Или, быть может, ветер с луной уже не такие, как прежде?

— Спасибо за утешение! Мне сейчас самое время развлекаться! Прежде я не слушал твоих советов, бросал деньги на ветер, и вот результат — попал в лапы к этому хуэйчжоускому псу. Сейчас придется отдать наш второй дом. Я уступаю ему целых двести лянов, а он ни в какую, требует денег — и все тут. Сегодня прислал своих служащих и велел им меня сторожить. Еле-еле упросил их уйти. Завтра, наверное, придут снова... Наше поместье, конечно, стоит намного дороже шестисот лянов, но что поделаешь!

— Ты транжирил деньги, словно их у тебя бездонная пропасть. Время шло, а ты тратил тысячу за тысячей... Странно, что ты расстроился, когда к тебе пришли требовать какие-то сто-двести лянов. Ну стоит ли впадать в отчаяние! Отдай дом, и дело с концом. Ведь три года назад ты все равно бы продал наше поместье. Непонятно, почему ты убиваешься сейчас?

Слова жены задели сюцая за живое, и он ничего не ответил. Погруженный в тяжелые думы, он поужинал, совершил вечернее омовение и лег спать.

Как говорится:

В радости
и ночь коротка.
В несчастье
особенно грусть горька.

Сюцай ворочался с боку на бок и едва дождался рассвета. Наступила пятая стража, и пропели петухи, а он лежал в постели совершенно разбитый, с тяжелой головой. В дверь постучал мальчишка-слуга. Он сообщил, что люди Вэя снова пришли за долгом. Через некоторое время вновь раздался стук. Слуга доложил, что хозяина ждут в зале. Сюцай с трудом поднялся и вышел к гостям. Посредники показали бумагу, которую он сразу же подписал: «Такое-то поместье продается такому-то лицу за шестьсот лянов серебра». Сюцай не мог подавить досады и успокаивал себя лишь тем, что наконец-то сбросил с себя тяжкую обузу. Довольные посредники поспешили к ростовщику. Вэй ликовал. Он только делал вид, что дом не нужен ему. Ростовщик просто воспользовался безвыходным положением Чэня, твердо зная, что в конце концов поместье попадет к нему в руки. Так и случилось. Запутавшись в долгах, Чэнь был вынужден отдать поместье за бесценок. Как же ростовщику не радоваться! Но об этом мы пока помолчим, а вернемся к сюцаю.

После продажи поместья Чэнь потерял покой. У него пропал сон, аппетит. Он ходил насупленный, часто сидел в задумчивости, стиснув зубы, или шептал: «Только бы мне встать на ноги, я бы с тобой рассчитался!». Услышав проклятья по адресу Вэя, жена сказала:

— Винить нужно не других, а себя!.. У кого есть деньги, тот старается употребить их с пользой. А ты? Получил деньги в долг и ничего с ними путного не сделал, попросту растратил. А сейчас отдал поместье почти задаром — разве тебя принуждали?

— Ах как я раскаиваюсь! Но кайся не кайся, а беде не поможешь!

— Изъясняешься ты красиво! Только все это одни слова! В древности говорили: «Кающийся транжира — все равно что бес, обернувшийся человеком». Так и ты, просто сейчас тебе укоротили руки, и весь ты поджался, втянул голову в плечи, сидишь дома и предаешься унынию. А получить бы тебе пару сотен лянов, снова начнешь тратить их на развлечения!

— Нет! Ты не понимаешь, что творится сейчас у меня в душе! — вздохнул сюцай. — Человек не чурбан, у него есть чувства. Прежде я действительно ничего не понимал. Меня подбивали на удовольствия, и я упивался ими, веселился с утра до вечера. Нынче, когда я разорился, оказалось, что я никому не нужен. Как ты думаешь, могу я, как раньше, быть спокойным и думать о развлечениях? Нет! Я действительно в полном отчаянии!

— Ну что ж, если ты говоришь правду, значит, еще не все потеряно! Вспомни поговорку: «Пока не подошел к реке Уцзян, твое сердце не умерло! Ну а коли приблизился к ней, значит, все кончено»[129]... Я хочу спросить: если бы у тебя снова появились деньги, чтобы ты с ними сделал?