Возвращенная драгоценность. Китайские повести XVII века

А кроме того, на одно речение из «Четверокнижия» было кем-то придумано несколько частей восьмичленного сочинения[196]: «Когда благородный муж постигает Дао, он радуется от понимания всеобщей его полезности. Когда вещает о Дао человек ничтожный, он лишь слепо пересказывает книги. Некоторые не читают стихов, не изучают обряды, а лишь полагаются на родителей или братьев. Но есть ли от этого польза? Нет! Потому следует этот обычай отвергнуть! Другие, наоборот, читают стихи, читают книги, и при этом ведут себя в высшей степени достойно. Однако никто их не уважает. Есть ли прок от таких людей? Конечно, есть. Поэтому сие жизненное правило следует принять!»

Как известно, Хань Цзывэнь был беден и не имел денег, чтобы задобрить какое-нибудь влиятельное лицо и попросить замолвить за него словечко. Когда по прошествии десяти дней объявили о результатах экзаменов, то на первых местах в списке оказались имена отпрысков богачей. Вы спросите: где стояла фамилия Ханя? На третьем месте — как в поговорке: «В иероглифе — „князь“ нет вертикальной черты, а иероглиф „поток“ улегся на покой»[197]. По этому случаю уместно напомнить стихотворение цы[198] под названием «Желтая иволга». В нем рассказывается о терзаниях тех, кто занял лишь третье место.

Вместе сдавали экзамены,
стали единой семьей,
Но одни со славой, другие с позором
теперь возвратятся домой.

Грохочут-гремят барабаны,

точно в весеннем сне.
Судьбой обделен талантливый,
посредственный — счастлив вполне.

Линьшэны-стипендиаты[199]

выступают гордо вперед,
Высокий титул гуншэна[200]
карьеру сулит и почет.

А неудачники робко

по сторонам стоят,
С тоскою глядят на счастливцев,
на их цветы и наряд[201].

Узнав, что его сочинение удостоилось лишь третьего места, Хань пришел в ярость. Поначалу он будто бы онемел, а потом, вытаращив глаза, разразился бранью.

— Поганая черепаха! Ублюдок!

Несчастный юноша не отважился напомнить сводне о свадьбе, а она сама не приходила. Словом, Хань смирился со своим поражением, и ему оставалось лишь горестно вздыхать. В связи с этим вспомним такое стихотворение:

Если хочешь удачно жениться,
не надейся на мудрость свах,
Учись и помни: семейное счастье
обретешь ты в древних словах.

Итак, экзамены прошли и сюцай-неудачник вновь занялся учительством. К своему неудовольствию, он заметил, что хозяин, где он жил, и ученики при виде его заливались краской, а уши их начинали пылать.

Прошел год с небольшим. В это время умер старый государь, и по оставленному им завещанию трон унаследовал князь Радостный — Сиван, который провозгласил эру Счастливого Успокоения[202]. Когда пятнадцатилетний владыка вступил на престол, двор объявил об отборе для государева гарема молодых и прекрасных дев из хороших семей. В провинции Чжэцзян повсюду поползли лживые слухи, что дворцовые посланцы будут-де принудительно забирать самых красивых девушек. Невежественные люди поверили этим сказкам. Среди тех, у кого была дочь на выданье или кто сам собирался жениться, поднялось большое волнение. Люди просто потеряли голову, зато счастливые дни наступили для разного рода торговцев и музыкантов, «веселых теток», прислуживающих на застольях распорядителей церемоний и даже носильщиков паланкинов. Самое смешное то, что разнесся слух, будто на каждые девять дев должна приходиться одна сопровождающая вдова. Словом, дело дошло до того, что все вдовы (даже восьмидесятилетние старухи — смех да и только!) принялись искать себе мужа. Вот и получилось:

Отрок, едва достигший
четырнадцати лет,
С двадцатипятилетней девицей
произносит брачный обет.

Двенадцатилетняя девочка —

совсем ребенок она —
К мужу сорокалетнему
в семью войти должна.

Уродицы грязные, грубые

за красавиц сходят вполне,
Развратницы престарелые
расцвели, как цветы по весне.

Вдовы клялись в целомудрии,

словно иней были суровы,
Говорили, что лучше погибнут,
но замуж не выйдут снова,

Тела их вдовьи усохли,

не о чем больше мечтать...
Но повеял весенний ветер,
и желанья вернулись опять.

Именно в это время какой-то безымянный поэт сложил такое забавное стихотворение: