Я приведу только один пример, опять же по работе механизатором. Трактористы, шоферы вывозят органические удобрения на поля. К примеру, торф, навоз. Каждый старается обмануть. Редкому пишут правду, если только какому недотепе. Вывез десять тонн, а бригадир или учетчик на весах пишут двадцать. Во всех случаях общий язык находят. После работы смотришь – всей ватагой пьют и договариваются на будущее. Земля, говорят, все спишет. А если бы он принимал эти удобрения себе на усад? Мерил бы и вешал не один раз. Председатель с агрономом за всеми не усмотрят. Да им и смотреть-то некогда. Они только и знают: совещания, собрания, заседания каждый день. Вот так в нашем колхозе и получается. Один бережет, вернее, старается беречь и преумножать богатство, а семеро тащат, разбазаривают.
Сейчас для воров хорошие законы придумали. Понемногу каждый день тащи. Попадешь с пудом зерна или с пятью пудами сена – мало взял, судить нельзя. Опять же вспомнить крестьянина-единоличника. Какой был честный и трудолюбивый народ! Дай ему такую помощь и волю, как сейчас дали колхозам, он, сдавая свою продукцию по ценам государства, был бы миллионером.
Давай, Николай, будем ужинать и чай пить.
На столе стояла сковородка с жареным мясом, картошкой и пузатый старинный вычищенный до блеска самовар.
– Живем мы сейчас, слава богу, очень хорошо, – снова заговорил Петр. – Раньше в деревне так ни один кулак не жил. Все-то у нас есть. Если своего не достает, то покупаем, деньги имеются. Я работал в колхозе более десяти лет на лесораме станочником или рамщиком. Зарабатывал хорошие деньги. Сейчас получаю пенсию семьдесят рублей, да еще и работаю на той же лесораме. В деревнях сейчас все живут хорошо.
Петр и Николай ужинали, пили чай.
– Вот ты, Петр Павлович, говоришь, единолично мужики помногу хлеба намолачивали, но ведь хлеб ездили покупать, – сказал Николай.
– Не все покупали, – ответил Петр. – Покупали немногие многосемейные. В основном хлеб покупали не для себя, а для скота. Скота держали помногу. По две лошади, по две-три коровы да молодняк. Всем был нужен хлеб. Лошадей кормили овсом без нормы. Сколько съест. Богатые мужики сколько засыпали зерна в закрома, потом целый колхоз столько не засыпал. Хлеб не жалели, кормили им скот, переделывали на мясо.
– Ты в пример приводишь больше богатых мужиков и середняков. Были и бедняки, – сказал Николай. – Всю жизнь за ними долги тянулись.
– Да, были, – швыркая чай с блюдечка, ответил Петр. – Они и сейчас есть. Работать не хотят, а выпить и поесть мастера. В те времена тоже были те, кто не хотел работать.
– Ну это ты брось, – сказал Николай. – Было много и таких, кто всю жизнь спину гнул, а досыта не ел.
Петр поставил блюдечко, посмотрел на Николая, заговорил:
– Были, и много было. Я тебе прямо скажу, были они настоящие дураки, жить не умели. У нас во всей округе ни помещиков, ни кулаков не было. Землю делили поровну. В лесу сенокосов сколько угодно, расчищай и коси – не ленись. Лесничество по поводу освоения сенокосов никогда не возражало. Это сейчас выйди с топором, две сушины сруби – лесник уже бежит. Кричит: «Ставь пол-литра». Раньше лесники отказывались от предложения выпить. Сейчас ни стыда ни совести не стало. Наша земля в любую засуху родила. Неурожаев никогда не было. Потому что поля кругом в лесу. Только работай, не ленись, держи скот. Думай о своем хозяйстве. Ух, если бы сейчас дали такую свободу, да при такой-то механизации. Те, кто живет в селе рядом с правлением колхоза, косить выйдут и оглядываются. Трава из года в год не выкашивается, а не тронь. Увидят – тут же отберут. Как собака на сене. Сама не ест и другому не дает.
– Что ты возмущаешься, – сказал Николай. – Ты же косишь, сам говорил, сколько душа желает.
– Я не за себя, мне хватит. От меня еще остается на сто таких хозяйств, – ответил Петр. – Дело не в этом. Жаль, столько добра гибнет. Пусть даже и частник скосил, сено-то было прибрано и осталось у нас в СССР. Все какая-то польза была.
– Ты многое не понимаешь или вообще не хочешь понимать, – заговорил Николай. – Ведь коли все побегут косить где кто придумает, всю работу в колхозе бросят, тогда будет полная анархия. Все развалят, все растащат.
– Ты неправильно меня понял, Николай, – перебил Петр. – Я веду речь о разрешении косьбы после окончания колхозом сенокосных работ.
– Вот будь ты в правительстве. Как бы поступил с этими заброшенными землями?
Петр улыбнулся, показал свои наполовину съеденные зубы, сказал:
– Да кто меня в правительство пустит. Близко не захотят видеть.
– Ты мысленно представь, что тебе поручили решить вопрос с этими заброшенными землями. Что бы ты решил?
– Что решил бы? – переспросил Петр. – Во-первых, те, которые возле кордона, забрал бы себе. Остальные земли раздал бы мужикам-работягам. Через три-пять лет они стали бы родить не хуже черноземов. Государство бы на первых порах мужику помогло. Дало бы ссуду на приобретение самого необходимого сельхозинвентаря, машин и минеральных удобрений.
– А куда бы ты девал продукцию, полученную с земли? – спросил Николай.