Подданный, бесправный обыватель, привычно подчиненный распоряжениям всех мыслимых органов власти – от ДЭЗов до дальних, почти абстрактных ведомств и правительства, в конечном счете действительно принимает определение себя властью во всех контекстах, которые квалифицируются как «государственно значимые», а стало быть – «политические». Это самоидентификация (в качестве компонента неопределенного множества зависимых от власти подданных) как лишенных самостоятельной ценности, пассивных или, лучше сказать, не имеющих признаков собственной активности, даже потенциально не расположенных к выражению собственного отношения к происходящему, а потому в социально-политическом плане – бесцветных или серых, неинтересных (не имеющих собственного,
Первое: авторитарная, бесконтрольная и потому – суверенная власть, государство прежде всего является основным источником смыслозадавания для населения, оно вносит доминантные смыслы в массы, конструируя для них «реальность», размечая события, интерпретируя их в нужном для себя плане (через ежедневную телевизионную картинку, пропаганду, школу, выступления политических лидеров и т. п.). Никакие другие институты или социальные группы, включая и те, что претендуют на статус «элиты» – блогеры, «публичные интеллектуалы», писатели, журналисты «независимой прессы», университетская профессура и прочие – не конкурируют с государством в этом качестве. Они слабы, зависимы и не продуктивны, поскольку не сознают себя самодостаточными, они массовидны по своей сути (функции) и адресации своей деятельности. Они лишены
Второе: только государство обладает средствами легитимного определения и тотальной идентификации своих людей как стертого множества взаимозаменяемых социальных единиц – подданных, именуемых в наших условиях «гражданами». Подчиняясь этой унификации, обыватель принимает принудительную идентификацию себя как лишенного субъективной значимости (и чья жизнь в строгом смысле не имеет ценности, как показывает и советская, и нынешняя практика бюрократического управления). Тайное сознание, что люди в постсоветском «обществе-государстве» такие и есть, какими их считает российская власть, что им нечем обосновать себя, обеспечить свою ценность, предъявить себя как представляющих какую-либо ценность для других, является одним из условий установления авторитарного режима и механизмом принятия такого социального порядка, отношений власти и населения. Сама власть считается не то чтобы «легитимной» или «справедливой», а «естественной», то есть не имеющей истории (следов законности своего происхождения), а значит, не допускающей причинно-следственных объяснений, прагматической рационализации и инструментализации выхода из подобного положения. Поэтому социальный порядок подчинения такого рода не подлежит в массовом сознании даже мысленному «изменению», он воспринимается как
Соответственно, ситуация взаимодействия индивида с властью лишена посредников какого-либо рода – формально-институциональных (суда, например) или общественно-политических (партийного представительства групповых интересов). Это такая ситуация, из которой нет «законного» или общепринятого выхода. Социальный порядок в этом случае не имеет альтернатив, даже мысленных, гипотетических. В нем приходится жить, чтобы выживать, а значит, принимать все коннотации побочных или латентных последствий его принятия («с волками жить – по-волчьи выть»). Такой порядок приходится принять, терпеть или… обходить в некоторых звеньях дефицитарных или коррупционных цепочек или сетей отношений. Поэтому стремление прикинуться
9. Социализация к насилию. Конформизм и другие защитные механизмы понижающей адаптации