Возвратный тоталитаризм. Том 1

Но в перспективе это означает не уничтожение ценностей Запада (ассоциируемых с западной культурой, цивилизацией, демократией), а их временное ослабление (взятие в скобки). Никаких других ценностных ориентиров развития страны, представлений о желаемом состоянии общества, кроме западных, у российского общества нет. Поэтому, несмотря на конфронтацию, в обществе остается внутренняя потребность «нормализации» отношений с западными странами, желание этого и готовность одобрить любые шаги по ослаблению конфронтации и напряженности в отношениях между Россией и США, ЕС. Ни Китай, ни Иран не могут заменить западные страны в качестве ориентира развития. В этом – границы политики неотрадиционализма и навязывания православного фундаментализма. Духовные скрепы никогда не будут особенно значимы, они не могут полностью устранить аттрактивности западной культуры и социального строя. Систему держит ограниченный характер идеологического и репрессивного давления на общество, которое уравновешивается цинизмом и неисполнением приказов центра или их условным выполнением. Путинский режим (из-за собственной интеллектуальной нищеты и аморализма) не в состоянии выдвигать новые идеи, определять ориентиры развития страны, но он может неопределенно долго гасить ресурсы и открывающиеся возможности такого движения.

Технология негативной мобилизации [112]

Антиукраинская политика Путина всего за два-три месяца полностью изменила атмосферу в российском обществе. Украинский кризис, как и всякая ситуация мобилизации общества, позволяет увидеть действие глубоких структур и механизмов социальной организации, которые в обычном, спокойном состоянии скрыты и плохо сознаются даже специалистами[113]. Эта мысль Ю. Левады сегодня особенно важна для понимания процессов, происходящих в России, а именно: внезапного выхода на поверхность примитивных механизмов коллективной консолидации вокруг власти, актуализированных пропагандой. Будучи резидуумами тоталитарных институтов, они – в искусственно созданной атмосфере чрезвычайного положения – предопределяют реакции массового сознания, реанимируют мифы, символы и язык советской эпохи, заставляя думать о незавершенности процессов распада СССР или инерции коммунистического прошлого.

Задача Кремля в случае с Украиной состояла не просто в том, чтобы блокировать «экспансию» или «экспорт» демократии и европейских ценностей в Россию, представив их как нечто глубоко чуждое «русским традициям и морали», но и дать массам устрашающий пример дестабилизации, неизбежной после свержения авторитарного и клептократического режима[114]. И следует признать, урок этот полностью усвоен: тотальный охват телевидением населения отражается в единообразии мнений, практически полном исчезновении каких-либо социальных или групповых различий в восприятии полученной информации и ее усвоении (табл. 56.1.1–56.1.2).

Таблица 56.1.1

Поддерживаете ли вы лозунги: «Нет оранжевой угрозе!», «Не допустим Майдана в России!»?

Март 2014 года.

Такой эффект «тотального» единодушия наблюдается либо в ситуации «возбужденного состояния» общества (его мобилизации перед внешней угрозой, чрезвычайных обстоятельств: катастроф, бедствий, несчастий), либо в ситуации полного безразличия и равнодушия к информационным стимулам.

Помимо этого, был задействован – уже после аннексии Крыма – еще один крайне важный символический мотив: Россия не просто защищает «своих» на востоке Украины, поддерживая «народное восстание» в Донбассе против «фашистской хунты» и армии «киевских карателей», но и возвращает территории и земли, традиционно принадлежавшие Российской империи. Она тем самым восстанавливает свою мощь, авторитет и влияние на постсоветском пространстве.

Поднятая волна национальной эйфории, гордости и патриотической солидарности не просто восстановили легитимность и доверие к действующей власти, но и, как можно полагать, стали ресурсом для сохранения авторитарного режима на неопределенно большой срок. Поддержка Путина после присоединения Крыма резко выросла: его действия одобряют 85–87 % россиян, оппозиционные настроения и критические голоса снизились до минимума; готовность голосовать за него на будущих президентских выборах поднялась с 28–30 % (декабрь 2013 – январь 2014 года) до 56 % в марте 2014 года и оставалась таковой до 2018 года (что обещает ему получение свыше 80 % голосов, если бы президентские выборы проходили в ближайшие к моменту опроса месяцы)[115]. Однако после пенсионной реформы поддержка Путина упала до 38–40 % (53–56 % от намеренных участвовать в голосовании) и держится на этом уровне вплоть до 2021 года[116].

Таблица 56.1.2

Поддерживаете ли вы лозунги: «Нет оранжевой угрозе!», «Не допустим Майдана в России!»?