Возвышение Коли Ноликова

Ходили туда смотреть — разглядели в кустах какой-то лаз, вроде норы, но добраться туда невозможно. Решили сирень вырубить и позвали для этого дворника из одного соседнего двухэтажного дома. Дворник Алексей был еще молод, но из-за врожденного тунеядства не признавал никакой работы. Мать пристроила его дворником и сама подметала вместо него. Пришел с топором и пилой. Бросил их возле сирени и ушел. А потом явилась его мать — сморщенная, как печеное яблоко, старушка — и развела суету вокруг кустов. Размахивала топором, пыталась что-то пилить. Всё усыпалось листьями.

Воспитательницы из детсада наблюдали за ее работой, а затем, поскольку мать дворника возилась больно долго, ушли в здание. Когда они вернулись, то пила и топор валялись на земле, и никого рядом не было. Решили, что мать дворника просто переутомилась и пошла отдыхать.

На другой день из кустов сирени выползали уже две зеленые старухи, в одной из которых дети признали ту самую мать дворника. Алексей пришел с милицией. Милицию представлял собой участковый Иван Деревянный, известный своим ростом — два метра. Чтобы выкурить тех, кто прятались в норе, он встал около кустов и принялся дуть в свисток. Дул пятнадцать минут, но никто не вышел. Тогда он развел руками:

— Ничего я не могу сделать. Надо спросить у начальства.

Неожиданно на сцену вышли трое начальников не милиции, а хлебзавода. Перед проходной они устроили нечто вроде собрания для общественности. Одетые в одинаковые щегольские черные костюмы и черные очки, они походили на особого сорта пожилых стиляг. Это были — директор Черноквасов, главный бухгалтер Глеб Хлебов, и главный технолог Знатный-Пекарь — новатор-технолог!

Перед толпой местных жителей, Черноквасов сказал с трибуны, обтянутой малиновым шелком:

— Мы знаем, что в последнее время тут происходят некоторые я бы назвал события, которые не могут не вызывать беспокойство среди населения! Мы в свою очередь приложим все усилия, чтобы подобные события впредь и на будущее больше не происходили. Спасибо за внимание!

3

К забору хлебзавода пацаны пробрались через пустырь. Раньше тут был дом, усадьба. Хозяева переехали, дом постоял-постоял и стал грустить. Подняла голову крапива, дорожки закрыло травой. А качели, приделанные между двух вишен, сняли соседи и приспособили у себя. Дом осиротел, вроде детей забрали и поселили рядом. Смотри, как играют.

В крыше появились пробоины. Это ржавели и проваливались в черноту жестяные листы кровли. Доски ограды пошли вкось, калитка навсегда отворилась и низом застряла в земле, приросла. Когда крыша совсем покосилась, начали рушиться подточенные влагой стены. Они сыпались кусками, выворачивая наружу плетеную крест-накрест основу из тонких древесных полос, смешанную с глиной. Глина бралась из яра по соседству, пятьдесят лет назад, когда дом построили и отметили в нем Новый год. Весело было, и дом тогда радовался. На дворе метель, а внутри елка, огоньки, праздничный стол, люди.

Через дыры в стене, сырой ветер попадает в некогда жилые комнаты, коридор. Там — бежевые обои в цветочек, выключатель, пришпандоренный к стене отрывной календарь, счетчик электроэнергии на дощатом щитке. А могло быть иначе, если бы Павел кажется Фролов не сказал в свое время детям:

— Не продавайте дом!

Он сам его построил, этот Фролов, и в нем же лежал в гробу, крестом сложив руки и закрыв глаза, а вокруг утирали глаза родственники, и еще важную роль играл табурет — на любых похоронах это одно из главных действующих лиц. Вот дети дом и не продали. Пожили-пожили, да переехали, а дом оставили.

Дом сдался времени через год. Крыша уже лежала вровень с травой, а от стен остались белые корешки, выпирающие из травы. Весь двор совершенно захватили репейник с крапивою, чистотел и безымянная сорная трава. Никто сюда не ходил. Только под осень, те же хозяйственные соседи наведывались и трусили грушу да яблоню. А вишня в июне так гнила, падала.

Вот с этой дикой усадьбой граничил бетонный, с основой из стальных прутьев, забор хлебзавода. В нем был проломлен лаз, за которым неприглядно щетинились кусты. Попробуй сунься. Пацаны ветки отвели и сунулись. И оказались под кирпичной стеной старого двухэтажного здания. На замазанных белым — краской ли, зубным порошком — окнах были решетки. К ржавому железному балкону на втором этаже вела такая же лесенка.

Дима тихо сказал:

— Куда нам идти дальше? Жалко, с нами Валеры нет.

— Валера есть! — прозвучал ответ.

Это старший брат Димы. Поступает в институт. Его в семье теперь зовут не иначе как абитуриент. Наш абитуриент туда, наш абитуриент сюда. Чтобы оправдать прозвище, Валера усиленно читает книжки по специальности — он готовится стать архитектором. Хочет мосты возводить. Любит мосты с младых лет. В комнате у него висит огнетушитель, а все шкафы в квартире, все полки и даже подоконники заставлены домиками и церквями из спичек. Летом Валера сооружает плотину на ручье. Зимой строит крепость из льда, вырубая его топором и придавая брускам вид кирпичей. Ко всему научный подход.