Он помолчал немного, прежде чем его спокойный голос распространился вокруг меня, как ореол:
— Это вызов.
— Вызов?
— Мы с Итаном не любим нормальную жизнь. Нормальность скучна. Еще в университете у нас не было проблем с тем, чтобы девушки падали к нашим ногам, но кайф вскоре увядал. С другой стороны, сломанные женщины были интересны. Мы исследовали их и доводили до высот, о которых они даже не подозревали. Это было захватывающе для нас троих.
У меня пересохло в горле при мысли о Джонатане и Итане, поклоняющихся женщине. Мне это не нравится. Это было давно. Мне до сих пор это не нравится, черт возьми.
Тот факт, что Джонатан также считает меня вызовом — вот что неприятно сидит внизу моего живота.
Неужели это все, чем я для него являюсь?
— Тогда тебе не стоит злиться на Итана, — пробормотала я. — Он, наверное, думает, что будет обмен, как в прошлом.
В один момент я сижу, а в другой Джонатан притягивает меня к себе. Я падаю на его колени, задыхаясь. Его пальцы все еще обхватывают мое горло, а его глаза темнеют до пугающего цвета.
Я смотрю на него снизу вверх и попадаю в ловушку этого взгляда, который способен не только препарировать меня, но и проникнуть внутрь меня.
— Этого, блядь, не случится. — в его голосе слышны резкие нотки, которые должны резать.
— Н-нет?
— Никто, кроме меня, не имеет права прикасаться к тебе. Если кто-то попытается это сделать, он исчезнет и никогда не вернется.
Его чисто мужское собственничество может быть пугающим на каком-то уровне, но по какой-то причине оно охлаждает огонь, пылающий в моей груди.
— Ты сделаешь это?
— Я бы сделал больше, чем это, Аврора. Ты думаешь, я шутил, когда сказал, что ты моя? — его пальцы обхватывают меня за шорты, вызывая прилив удовольствия. — Я собираюсь обрюхатить тебя, доказывая это.
Моя улыбка падает от его слов.
Теперь все это имеет смысл, тот факт, что он никогда не пользовался презервативами и что в какой-то момент он начал кончать внутрь меня и часто трахает меня своим семенем. Или тот факт, что он одобрительно кивнул, когда я сказала ему, что не использую никаких противозачаточных средств.
Тиран пытался оплодотворить меня все это время.
Это должно меня злить, но я не могу преодолеть горький привкус, задерживающийся в горле.
— Ты не можешь, — бормочу я.
— Что не могу?
— Ты не можешь сделать меня беременны. Я бесплодна, Джонатан. — мой голос захлебывается от его имени, и я сажусь, нуждаясь в расстоянии.
Он отпускает меня, и я благодарна ему за то, что он позволяет мне вдыхать что-то еще, кроме его лесного запаха. Может, он возненавидит меня теперь, когда я не могу подарить ему ребенка, которого он хочет. В начале, я клянусь, он был против, что имело смысл, учитывая, что у него есть Эйден и Леви, и в какой-то степени это меня устраивало.
Тот факт, что он передумал не хотеть детей, не дает мне покоя. Я ненавижу это чувство, тот факт, что я неполноценна во многих отношениях. Тот факт, что я ничего не могу сделать, чтобы исправить это.
— Как это случилось? — его голос все тот же, с той гранью контроля и твердости, и в каком-то смысле я благодарна ему за это.
— Я родилась такой. Я обнаружила это в подростковом возрасте, когда пошла к терапевту за противозачаточными средствами. Она провела несколько тестов и сказала, что я родилась с генетически поврежденными яичниками, поэтому никогда не смогу иметь собственных детей.
Молчание.
Между нами на секунду возникает напряжение, прежде чем я успеваю взглянуть на Джонатана. Он наблюдает за мной с той же интенсивностью, что и обычно.
Прежде чем он успевает что-то сказать, я произношу:
— Так что этого не будет — детей, я имею в виду. Если ты хочешь их, тогда тебе стоит поискать кого-нибудь другого...
Меня прерывают, когда он снова хватает меня за горло и целует с такой силой, что у меня перехватывает дыхание, мысли и слова. Я падаю на Джонатана, мои пальцы хватают его футболку, а глаза закрываются от необработанной силы и чувственности его поцелуя.
Он словно доносит до меня какую-то мысль своим ртом, и хотя я не могу точно определить ее, я чувствую ее. Я погружаюсь в него. Становлюсь единым целым с ним.
Его губы отрываются от моих, и мы оба задыхаемся, втягивая воздух друг друга.
— К черту это. Нахуй всех, кто не ты, дикарка.
Непреодолимое чувство взрывается в моей груди с такой силой, что это почти больно. Но в то же время, это облегчение, в котором я никогда не думала, что нуждаюсь.
— Но ты же сказал, что хочешь ребенка.
— Этим я только хотел приклеить тебя к себе. Теперь я просто найду другой способ.
— Правда?
— Я когда-нибудь лгал тебе?
— Нет, но...
— У меня уже есть Эйден, и я практически вырастил Леви, так что он, по сути, тоже мой сын. Поверь, иметь этих двух сопляков все равно, что иметь дюжину детей.
На моих губах появляется небольшая улыбка. Я могу это понять.
— Но если ты хочешь детей, я сделаю это. — его выражение лица становится решительным. — Мне все равно, какому врачу мне придется угрожать.
— Прекрати. — я улыбаюсь. — Я не хочу их.
— Почему?