Возвышение Сайласа Лэфема

— Да. — Она помолчала. — А не ходит он к нам потому, что обиделся на меня.

— Что же ты натворила?

— Ничего. Написала ему — недавно. Наверное, очень резко, но я не ожидала, что он рассердится. Ведь ясно, что он все-таки рассердился, а не просто воспользовался первым случаем отделаться от меня.

— Так что же ты натворила, Пэн? — спросила строго мать.

— О, и сама не знаю. Натворила бог знает что. Сейчас расскажу. Когда ты сказала мне, что у отца деловые затруднения, я написала ему, чтобы он не приходил, пока я не дам знать. Написала, что ничего не могу объяснить, и вот с тех пор он не приходит. И я не знаю, что это значит.

Мать посмотрела на нее сердито.

— Ну, Пенелопа Лэфем, для разумной девушки ты самая большая дура, каких я видела. Неужели ты надеешься, что он придет спросить, не позволишь ли ты ему приходить?

— Он мог хотя бы написать, — настаивала девушка.

Мать в отчаянии щелкнула языком и откинулась в кресле.

— Если бы он написал, я бы его стала презирать. Он поступает правильно, а ты… ты… Бог знает, как поступаешь ты… Мне стыдно за тебя. Чтобы девушка, такая разумная, когда дело касается сестры, оказалась такой бестолковой, как дошло до нее самой.

— Я решила, если отец разорится, сразу порвать с ним и не оставлять ни ему, ни себе никакой надежды. Во всей этой ситуации это был мой единственный шанс совершить что-то героическое, и я его не упустила. Сейчас-то мне смешно, но тогда — не думай, будто это было не всерьез. Еще как всерьез! Но полковник до того медленно разоряется, что все испортил. Я ждала банкротства на следующий же день, и тогда он понял бы меня. А когда все это растянулось на две недели, какой уж тут героизм — весь выдохся! — Она смотрела на мать, улыбаясь сквозь слезы, и губы ее дрожали. — За других легко быть разумной. А за себя — вон оно что получается! Особенно когда до того хочется поступить как не следует, что кажется, будто это и есть то самое, что сделать надо. Но одно мне все-таки удалось. Я нашла в себе силы ничего не показать полковнику. Если бы не то, что мистер Кори перестал приходить к нам и не мой гнев на него за то, что я так дурно с ним обошлась, я бы и вовсе ничего не стоила.

По щекам у нее потекли слезы, но мать сказала:

— Ну, хватит. Ступай и напиши ему. Не важно, что ты напишешь, очень-то не раздумывай.

Третья попытка удовлетворила ее едва ли больше двух прежних, но она отослала письмо, хотя оно казалось ей неловким и резким. Она написала:

«Дорогой друг, посылая вам ту записку, я полагала, что вы уже на следующий день поймете, почему я не могу больше видеться с вами. Сейчас вы все знаете и, пожалуйста, не думайте, что, если что-либо случится с моим отцом, я захочу от вас помощи! Но это не причина, чтобы не поблагодарить вас. И я благодарю вас за предложенную помощь. В этом — весь вы. Искренне

ваша Пенелопа Лэфем».

Она отправила письмо, а вечером он прислал ответ с посыльным:

«Дорогая, мой поступок — ничто, пока вы не одобрили его. Все, что я имею и что я есть, — ваше. Не пришлете ли вы несколько слов с подателем этого письма, не разрешите ли повидать вас? Я понимаю ваши чувства, но уверен, что сумею убедить вас думать по-другому. Знайте, что я полюбил вас, не помышляя о состоянии вашего отца, и так будет всегда. Т.К.».

Великодушные слова сливались перед ее глазами из-за набегавших слез. Но в ответ она написала:

«Прошу вас, не приходите. Мое решение твердо. Пока над нами висит угроза, я не могу вас видеть. И если отца постигнет беда, между нами все будет кончено».

Она показала его письмо матери и сообщила ей свой ответ. Мать задумалась, потом заметила со вздохом:

— Ну что ж, надеюсь, твое решение будет тебе по силам, Пэн.

— Я тоже. Потому что ничего тут не поделаешь, да ничего и не надо делать. Это мое единственное утешение.

Она ушла к себе; а когда миссис Лэфем рассказала все это мужу, он, как и она, сперва помолчал, потом сказал:

— Пожалуй, я не хотел бы, чтобы она поступила по-другому, пожалуй, она и не смогла бы. Если мои дела поправятся, ей не придется унижаться. А если нет, я не хочу, чтобы она была кому-то обязана. Сдается мне, и она того же мнения.