— Думаешь, я не вижу тебя насквозь? Сайлас Лэфем, если бы я тебя не знала, я назвала бы тебя набитым дураком. Ты что,
— Не думаю, чтоб рассмеялись. Какая разница — мы их или они нас? — угрюмо спросил полковник.
— Ну, раз не понимаешь!..
— Да,
Миссис Лэфем откинулась на стуле и уронила на колени вязанье, издав тот звук, каким женщины выражают полное отчаяние и безграничное презрение.
— А в чем дело?
— Если ты сделаешь это, Сайлас, я с тобой больше не разговариваю. Ну как,
— Ну что ты расшумелась? — спросил Лэфем, который очень приуныл, но еще храбрился. — Я ничего еще не сделал. Нельзя уж и спросить совета, ты сразу на меня кидаешься. Черт подери! Буду теперь делать что мне вздумается.
Однако не в силах выносить ее презрения, он встал, и жена услышала, как он выпил в столовой воды со льдом, потом поднялся в спальню и захлопнул за собой дверь.
— Знаешь, что отец теперь надумал? — спросила миссис Лэфем у старшей дочери, которая зашла на минуту в гостиную, держа в руках пеньюар; младшая уже ушла спать. — Хочет пригласить отца мистера Кори в рыбный ресторан Тафта!
Пенелопа прикрывала рукой зевок, но тут она, явно заинтересованная, села, наклонившись вперед:
— С чего бы это пришло ему в голову?
— С чего? Этому человеку давно следовало его навестить; и вот он сегодня приходит в контору, пять минут разговаривает, а твой отец уже себя не помнит, до того польщен. Он спит и видит спознаться с ними. Прямо хоть сражайся с ним, чтобы удержать в границах.
— Мадам Персис, а ведь началось-то все с вас, — сказала Пенелопа.
— Да, — призналась миссис Лэфем. — Как думаешь, Пэн, что мистер Кори этим хотел показать?
— Кто? Отец мистера Кори? А как считает полковник?
— Ох, уж этот полковник! — вскричала миссис Лэфем. И добавила взволнованно: — Может, он и прав. Мне показалось летом, будто она и
— Что ж, мама, — сказала девушка, помолчав и словно несколько устав от этой темы, — тревожиться нечего. Если атому суждено быть, оно и сбудется; а если нет…
— Я и говорю отцу. А по себе сужу, до чего ему трудно себя сдерживать. Боюсь, как бы мы чего-нибудь такого не натворили, что потом будем каяться.
— Мэм, — сказала Пенелопа, — я ничего дурного делать не намерена; а если сделаю, обещаю не каяться; даже на это готова. И на вашем месте я бы не каялась заранее. Полковник пускай себе! Он любит что-то устраивать и вреда никому не причинит. А семья Кори сама о себе позаботится.
Она тихонько засмеялась, опустив уголки губ и наблюдая, как мать старается сбросить с себя бремя тревог…
— А ведь ты, пожалуй, права, Пэн. Всегда-то ты умеешь так на все взглянуть… Ладно! Пускай хоть каждый день возит его сюда.
— Что ж, мэм, — сказала Пэн. — Думаю, и Айрин за это высказалась бы. Ей ведь это совершенно безразлично.
Полковник плохо спал в ту ночь, и утром миссис Лэфем спустилась к завтраку одна.
— Отцу нездоровится, — сообщила она. — Бывают у него такие приступы.
— А я подумала, даже несколько сразу — так он топал. Что ж, и завтракать не выйдет?
— Не сейчас, — сказала мать. — Он уснул, и авось все пройдет, когда выспится. А вы, девочки, не шумите.
— Мы будем тихо-тихо, — заверила Пенелопа. — Я рада, что полковник не симулирует. А я было заподозрила… — Она засмеялась, сдержала смех и взглянула на сестру. — Ты не считаешь, что кое-кому следует приехать из конторы за распоряжениями, пока отец болеет, а, мама?
— Пэн! — закричала Айрин.
— К десятичасовому катеру выздоровеет, — сказала сердито мать.
— По-моему, папа все лето слишком много работал. Мама, почему ты не заставишь его отдохнуть? — спросила Айрин.