Возвышенное. После падения. Краткая история общего чувства

Когда мы исследуем философские понятия удаленной от нас эпохи (например, кантовско-гегелевской), мы видим, как их значение и познавательная ценность изменились во времени и не могут быть приспособлены к решению наших задач прямым заимствованием. Но сегодня мы вполне способны с их помощью перепроверять современные представления и «истины», поскольку они стали понятиями, объективирующими наш опыт, дающими нам другой взгляд на себя как мыслящих. Так и с понятием гения у Канта, который не ставит его под сомнение, а, стремясь его определить, добиться экономии смысла, пользуется четкими и предельно точными дефинициями. Хотя в современной эстетической практике такой феномен, как гений, встречается довольно часто, в подавляющем числе случаев это носит оценочный характер: «автор несомненно гениален…», «великий гений Леонардо…», «это просто гениально!» и т. п. Можно сказать, что в современную эпоху живых гениев не бывает. Для Канта и романтиков гениальность – это вполне активная категория эстетического опыта, и без нее трудно обосновать, например, метафизику идеального вкуса (вообще эталонное эстетическое переживание). Другими словами, гениальность была именем для наивысшего проявления эстетической способности, сочетающей возвышенное чувство (выходящее за свои границы) с возможным образцом и правилом прекрасного.

Итак, поскольку гений – это не только имя для особых качеств творческой личности, но и некое состояние души, которое, начиная с древности, описывалось как патетическое, то именно состояние полубожественное, «демоническое» выручает нас в мгновения опасности и хранит нашу жизнь и душу (например, гений или даймон, daimonion Сократа). Особенность этих имен в том, что они обозначают, с одной стороны, особое качество человеческой личности, ее «удивительный талант», а с другой – признание ее гениальности, т. е. неповторимой уникальности ее творений (Произведения). Мало этого, есть еще одно значение, которое сохранило свой смысл до сегодняшнего времени, – это гений как некая божественная сила, которая контролирует нас и ведет по жизни (подсказывает, внушает, предлагает). Наш «внутренний голос», «второе Я» и все другие подобные удвоения, которые нам необходимы для самого элементарного выживания, для поддержания психического здоровья. Другими словами, денди, или «совершенный человек», стремится к тому, чтобы создать из самого себя собственное Произведение (подспорьем которого, конечно, является и оригинальное творчество). Кант напоминает нам: «Все сходятся в том, что гения следует целиком противопоставить духу подражания (Genie dem Nachahmungsgeiste)»[135]. Гений, задающий правила и условия подражания другим, сам не подражает никому. Если и подражает, то самому себе. Хотя это подражание может быть наделено его уникальными возможностями как Мима, т. е. как такого творческого существа, которое подражает всем, не подражая никому. (Случайный ницшевский парафраз.) Вот это подражание самому себе и есть основа для понимания гения как воплощения чувственно-телесного и духовного единства, идеала существования – фигуры, возникающей на рубеже исторических эпох XVIII–XIX веков. Романтический гений нашел свое место в особой «касте» поклонников исключительно эстетической жизни, которая оказалась необходимым условием появления такого феномена социальной жизни, как денди. Будем считать, что денди – это гений (идеал) существования.

Имена тех, кого нам хотелось назвать гениями возвышенного (или философскими денди-гениями), давно известны – это С. Кьеркегор, Ш. Бодлер, Ф. Ницше, О. Уайльд, плеяда великих русских поэтов Серебряного века; для них собственная индивидуальность значила не меньше, чем их произведения. А еще точнее, под денди-гением я понимаю неотделимость творческого усилия от формы, в которой репрезентируется собственный опыт существования. Ибо гений – это такая поведенческая форма, которая, объявляя себя неподражаемой и уникальной, остается правилом, следовать которому невозможно, пока оно не будет упрощено, стандартизовано, и всякий, кто способен ее оценить и присвоить, сможет ею руководствоваться.

3.2. К философии дендизма

Perinde ad cadaver[136]

Шарль Бодлер