Возвышенное. После падения. Краткая история общего чувства

Другими словами, ненависть и любовь, со-вращение и от-вращение (действие наших психических сил); если они соединяются в одной центрирующей точке, то эта точка будет уничтожена взрывом страсти, или аффектом. Аффект стирает поле направляющих экстремумов. Выброс неуправляемой энергии, чистая страсть и будет таким аффектом, ибо существуют только смешанные страсти, но не может быть ни чистых восприятий, ни чистых страстей. Эта машина действует как часы, так как может отсчитывать время страстей и их соотнесенность друг с другом при их полном равноправии. Одной стрелкой мы фиксируем движение секундной стрелки, обозначающей нарастание, накопление центростремительных сил – со-вращения, а на время других – сил отвращения – будет указывать минутная стрелка. В зависимости от того, насколько быстро протекает время со-вращения, настолько время отвращения будет другим временем. Переход из одного отсчета времени в другой и будет разрешением конфликта противонаправленных психических сил. Одна накапливается быстрее, другая более медленно, одна пока еще внутри другой: секундная – это ритм отсчета мгновений в минутном. Всякий раз, когда одна пружина сжимается, другая расширяется, в том самом отношении, как одно время расширяется, а другое сжимается и даже как бы течет назад. Временной противоход указывает на то, что отвращение – это реакция ускользания (даже истерического отказа) от настоящего, но отказ этот – лишь одно из следствий молчаливого желания совращения. Естественно, наша модель – не модель действующей машины, она и не может «работать», она, как сказал бы Делёз, «сломанная машина» и тем не менее остается вполне адекватной бодлеровской механике страстей. Собственно, как уже было замечено, эта механика покоится на определенном образе тела, его позиции и психодинамике:

1. тело вращается,

2. от-врат, раз-врат, из-врат, «отвратить свой взор» и воз-вратиться, об-ратиться, врата…

3. если от-вращаться – это значит испытывать нечто противоположное тому направлению движения, в которое вовлечен, то это раз-врат, лишение какой-либо определенной формы вращения, потеря направления вращения… От-врат и есть отказ от того направления, в которое уже вовлечен, поэтому раз-врат.

Опыт Бодлера интересен именно своим долгом перед современным, нельзя сказать, что он что-то отвергает в пользу уже бывшего, того, что стало, по выражению Беньямина, «привычкой». Не смиряясь с современным, он открывает его истоки. Истоки современного в шокирующем опыте восприятия нового. Когда В. Беньямин определяет границы фигуры шока в поэтике Ш. Бодлера, он настаивает, следуя за Фрейдом, на том, что переживание и есть последний бастион перед воздействием со стороны шока (сон, воспоминания как составные части).

Чем больше доля шокового элемента в отдельных впечатлениях, чем неотступнее присутствие сознания в интересах защиты от раздражения, чем успешнее его действие, тем в меньшей степени шоковые моменты входят в опыт и тем раньше удовлетворяют они понятию переживания[162].