Впечатление. Восходящее солнце (СИ)

Пятый провёл с Мимингерами почти два часа, и все два часа они говорили. О войне, о путешествиях во времени, о том, как Пятый выживал во враждебном утонувшем мире и, конечно же, о Миранде.

Пару раз на столике рядом с Пятым появлялась чашка кофе, заботливо подставленная то ли Мирандой, то ли Клаусом, то ли фрау Губерман. И Пятый перехватывал её не глядя, увлечённый разговором с призраками. Они приняли его сразу — потому что уже его знали и уже видели, как он общается с их дочерью. А ещё они его понимали. Его страх потерять Миранду, страх потерять себя и, конечно, вину выжившего, с которой Пятый успешно боролся. Не прошло и получаса, как его впервые назвали сыном, а к концу разговора он поймал себя на мысли, что с ними удивительно легко. Впервые за всю его жизнь, кто-то отнёсся к нему по-родительски покровительственно и тепло. Это совсем не было похоже на холодного и закрытого Реджинальда Харгривса, сосредоточенного на пестовании их талантов.

Они прервались только когда Миранда коснулась его плеча и напомнила, что Пятому пора отправляться за Оуэном и Ханной. Он встал и извинился, и Миранда заняла его место в кресле перед родителями.

Когда он вернулся, Миранда уже была в новом платье — бирюзовом, вместо зелёного, и едва он выпустил чемодан и руку Ханны, увела его наверх переодеваться. Вышли они, правда, не сразу — Пятый не смог удержаться и поцеловал её, стоило двери в хозяйскую спальню закрыться за ними, а потом также долго не мог выпустить Миранду из объятий.

— Даже не знаю, что тебе сказать, Номер Пять. Что ты сам виноват в своих муках и нечего исчезать так надолго, или, наоборот, попросить тебя делать так почаще, если ты всегда будешь таким прилипчивым по возвращению, — рассмеялась Миранда, перебирая пальцами волосы у него на затылке.

Они вышли только вдоволь нацеловавшись. Пятый снова был в поло в тон её платью, но теперь без единого пятнышка. На улице к тому времени всё уже было готово и им оставалось только рассесться по местам.

Пятый сидел между Ваней и Мирандой, и щурился на свет заходящего солнца. Рассматривал свою огромную семью, в которой больше не было места соперничеству и старым травмам. Это был их день рождения и за столом звучали только слова любви. Живым желали долгих дней и приятных ночей, а мёртвым покоя и мира.

Двенадцать лет в одиночестве сделали его злым и отчаянным. Жестоким, иногда беспощадным и ужасно одиноким. Это одиночество преследовало его всегда. Чувство, что он чужой и в утонувшем мире, и в мире людей было с ним всегда. Оно заполняло лёгкие, как тёмные воды Апокалипсиса.

Но это чувство ушло. День за днём оно испарялось словно дым от костра. И сегодня Пятый чувствовал себя частью целого.

После пирогов Миранда скинула туфли на шпильках, он разулся тоже, и они закружились в танце под музыку гитары Диего и скрипки Вани.

— Кстати, — выдохнула Миранда, когда они сели обратно. Поболтала в бокале рислинг и выпила залпом. — У меня есть для тебя подарок.

Она отставила бокал и выудила из спрятанного в широкой юбке кармана небольшую коробочку. Пятый нахмурился:

— Это вроде бы я должен был дарить тебе кольцо, разве нет?

— Это не кольцо. Открой.

Пятый не стал спорить.

«Любовь побеждает всё», гласили золотые буквы на крышке. Пятый ухмыльнулся уголком губ, поднял её и замер.

— Что это?

— Ты такой носил когда-то. Это пламя, застывшее во времени, — улыбнулась Миранда.

Пятый высыпал на ладонь крохотный стеклянный шарик, светящийся ярким жёлтым светом. На мгновение его накрыло странным, но отчаянно знакомым чувством: будто сердце в его груди пылало. И он вспомнил — не Долорес, а сказку Древних про мальчика, отдавшего свою человечность. Он подался вперёд, обхватывая Миранду руками, а когда выпустил, вставил стекляшку в кулон, когда-то давно подаренный Лайлой. Она встала идеально.

Как раз в этот момент, Лютер принёс граммофон, и перед ними выросла Ваня:

— Можно я украду у тебя своего брата? — спросила она у Миранды. Миранда кивнула, и Пятый поспешил обратно на траву за сестрой.

Они танцевали то ли долго, то ли совсем ничего — Пятый не мог сказать. Но эти танцы будто вернули его во времена, когда он был просто наглым мальчишкой, а Ваня была жива.

— Ты хорошо танцуешь, — улыбнулась Ваня.

— Учился у лучших, — хмыкнул Пятый. Они выдержали паузу и рассмеялись вместе.

Танцевать Пятого учила Ваня.

Когда похолодало, живые завернулись в пледы. Рислинг сменился на глинтвейн, беседы стали потише.

— А теперь, — Миранда поднялась со своего места. Она закуталась в одеяло как в кокон, но рука, изящно сжимающая стакан с горячим вином, всё равно выглядывала из-под складок. — Пора одарить именинников.

Пятый бросил на неё взгляд, кивнул и исчез в синей вспышке. Вернулся с коробкой и протянул её Лайле.

— Коротышка, — начал он. — Я знаю, что это ты и сама себе можешь позволить, но… подарком же лучше, правда?