Она сидела спиной ко входу, повернулась, кивнула.
— Привет! Будешь борщ?
Вместо меня ответил радостно взревевший живот.
— Даже если бы не хотелось, — сказал я, усаживаясь напротив, — лопну, но буду. Я такой голодный, что готов съесть слона. Как твоя спина?
Она скривилась, и я вскочил, подошел к газовой плите.
— Тебе разогреть?
— Спасибо, недавно пообедала.
— Помощь нужна?
Она махнула рукой.
— Юрка справится. Ты зачем приехал?
Я включил газ, поставил на огонь кастрюлю, слух выхватил: «…процесс восстановления Советского Союза» — и бормотание радио перестало быть бессмысленным. Я прислушался.
— Конгресс народа Белоруссии принял декларацию к народам Советского Союза с предложением признать недействительным беловежский сговор Ельцина, Кравчука и Шушкевича и воссоздать единое государство. В Киеве на конференции народов Украины, объединившей делегатов пятнадцати партий и движений большинством голосов принято решение добиваться расширения границ России до пределов Советского Союза.
— Павел, ты чего…
Развернувшись, я приложил палец к губам и указал на радио.
— … избранные делегаты на Конгресс народов СССР, который состоялся двадцатого сентября в Москве.
— Это повтор, — улыбнулась бабушка и аж помолодела. — Молодцы какие! Гнать надо подстилку американскую! Неужели правда все наладится, а?
Нет, не наладится. Будет хуже и хуже. Потом — хорошо. А после мы будем воевать с той самой Украиной, а после и с теми, кто за ней стоит. В итоге — большой бам! И мы ответим тем, кто по нам ударил. Кто-то наверняка выживет… Но ты этого не увидишь, и слава Богу.
— Не дадут, — ответил я и добавил: — К сожалению.
Интересно, если кто-то типа меня, но более взрослый, зная, чем все обернется, пристрелит Ельцина, что будет? Начнется большой замес, и вообще Россия распадется на ненавидящие друг друга феодальные княжества? Или получится объединиться? Или, что вероятнее всего, сыновья пойдут на отцов? Слишком далеко все зашло. Может, то, что произойдет, и есть оптимальный вариант?
— Почему? — встрепенулась она, готовая спорить.
И что ей сказать? Что люди уже готовы рвать друг другу глотки, а это шаг к гражданской войне?
— Кто не даст? Империалисты?
Все сами, бабушка. Только сами! Неужели ты не понимаешь, что половина людей готова сдохнуть за светлое будущее? Только это светлое будущее — совсем не то, в которое верила ты.
Но, чтобы не ссориться с ней, ведь политическая ориентация — это вопрос веры, просто сказал:
— Да.
И выслушал гневную тираду на десять минут. В это время трансляция новостей закончилась, и запел то ли Кобзон, то ли Лещенко, то ли их менее известный современник — не разбираюсь в музыке прошлого.
Поев борща, я сказал:
— Я беспокоюсь о дедушке. Его слишком захватили эти события…
— А как может быть иначе? — удивилась она. — Он — член коммунистической партии и советский человек. Если бы была там, тоже как-то попыталась бы что-то изменить. Ты же видишь, что происходит? Народ восстал! Они не могут не послушать народ!
— Если будет гражданская война, по-твоему, это хорошо? — осторожно поинтересовался я, понимая, что не там я собрался искать союзника, который поможет остудить дедов пыл.
— Да! Это единственный способ спасти наше будущее! И если надо немного потерпеть, чтобы вы жили хорошо, я согласна!
И как ей сказать, что в Москве будет бойня, будет стрельба и жертвы? Никто ничего не изменит, потому что выросло поколение других людей — «молодые, модные, головы холодные», а большинству вообще все по барабану.
— Я просто не хочу, чтобы его там убили. — С губ чуть не сорвалось «зазря» — но я вовремя прикусил язык: бабушка-то не знает, что все жертвы напрасны.
Как там у Булгакова? «А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто».
— Ты не звонила ему? — сменил тему я. — Он говорил, что «запорожец» себе присмотрел.
— Вчера звонила. Все деньги проговорили. Кстати, у него по понедельникам выходной, а у меня, соответственно — в воскресенье.
— Спасибо за великолепный борщ! — сказал я, помыл тарелку в раковине. — Наберу его. Нужно кое-что поискать в Москве, Алексей, вот, список составил.
Бабушка приподняла уголки губ и посмотрела с такой любовью, что сразу стало тепло, и тревога улетучилась.
— Биз-нес-мен!
Юрка на улице чесал грудь Боцману, валяющемуся на спине, раскинув лапы. Он кивнул так, что было ясно: Каюк спрашивает, все ли в порядке. Я показал «Ок», слизнул каплю дождя, упавшую на щеку и скатившуюся вниз, и направился в дом, набрал деда, уверенный, что он не ответит. Так и случилось. Потом я позвонил Илье, трубку сняла тетя Лора, и я попросил передать, что приеду к шести и проведу тренировку. Повторный звонок деду ничего не дал. Видимо, его закрутило ветром перемен и понесло. Только бы он не пострадал!
Когда вышел из дома, вовсю лило. Гадство! Адски не хотелось промокнуть.