Четверть я заканчивал со всеми «пятерками», как и Илья, и Баранова. Гаечка подтянула математику, у нее в четверти было две четверки: алгебра, по которой раньше был еле-еле трояк, и физика. Чабанов также заканчивал с двумя четверками, чем удивил учителей. Рамиль и Минаев, по жизни троечники, стали хорошистами. Карась, второй по тупизне ученик нашего класса, исправил двойки и обзавелся даже «четверками» — по труду, физ-ре и анатомии. Лихолетова как училась неплохо, так и учится.
Теперь наш некогда средненький по успеваемости класс — самый продвинутый в школе. Только Желткова картину портит, но у нее, похоже, умственная отсталость. А Заславский еще не примкнул к нам и не проникся.
Опорожняющийся бачок унитаза зазвучал, как стартующая ракета, я аж встрепенулся.
— Ну и помойка! — сказал вернувшийся из туалета Каналья, и в этот момент из лаборатории вылетел Лев Семенович.
— Он прав! Это шестнадцатый век! Если бы была побольше, цены бы ей не было! Вы представьте только! Четыре века!
— А сейчас есть цена? — осторожно поинтересовался Каналья, протянул руки, чтобы забрать икону, но реставратор не спешил с ней расставаться.
— Минимум сто пятьдесят долларов! И у меня есть покупатель!
Вот же хитрый жук.
— А реставрировать сможете? — спросил я. — Реставрированную проще продать, и дороже будет.
— Смогу, — закивал он, потирая руки. — Будет стоить пять тысяч, это не на два часа работы, и будут нужны реактивы.
— Химия! — воздел перст Андрей.
— За работу заплатите в пятницу. Тысячу за консультацию — сейчас.
Каналья сделал свирепое лицо, прищурился и сказал:
— Я правильно понял, что икону вы оставляете себе? Безо всякого надзора с моей стороны? А если вы эту заберете себе, а вернете подделку? А если вообще не вернете?
Лев Семенович сунул ему икону, отступил на шаг и перекрестился, хотя его представители его народа — точно не христиане.
— Господи, помилуй! Какой вы и какой я! Зачем мне такой риск, когда вы знаете, где я живу, и можете у меня все забрать. Да я больше вас рискую, потому что теперь вы можете все забрать! Сто долларов — не та сумма, чтобы из-за нее бояться выходить из дома! Ну куда я подамся, на кого все это брошу?
— Давайте так, — предложил Андрей. — Все под мою ответственность!
Каналья встал, склонив голову набок. Макушка хозяина квартиры едва доставала ему до ключицы.
— Посмотрите, какой я и какой ты! — Лев Семенович запрокинул голову, глядя на Каналью, как суслик на овчарку.
— По рукам, — сказал я, Каналья повторил мои слова и ткнул пальцем в Андрея.
— С тебя тоже спрошу, если этот…
Реставратор вскинул руки и вжался в стену.
— Я честный гражданин! И докажу это.
Пришлось легонько толкнуть Каналью в бок, чтобы не переигрывал и не пугал человека.
— Договорились. — Алексей протянул тысячу, которую я дал ему чуть раньше. — Спасибо.
— Жду вас в четверг с девяти до десяти вечера, — сказал хозяин, успокаиваясь и возвращая не съеденный нами сахар в коробку.
— А что за святой изображен на иконе? — спросил я то, что давно хотел, но забывал.
— Апостол Павел, — ответил реставратор. — Автор четырнадцати посланий, потому он изображен с книгой.
— Какое совпадение! — воскликнул Каналья.
А я понял, что не хочу продавать эту икону, сколько бы она ни стоила. В том, что святой Павел оказался в моих руках, мне виделся символизм.
— Ну что, оставляете икону? — уточнил реставратор.
— Да. До вечера пятницы, — кивнул Каналья.
Распрощавшись со Львом Семеновичем, мы отправились по домам.
Глава 13
У меня зазвонил телефон
Когда учился в одиннадцатом классе, я в прошлой жизни придумал вопрос и отослал его на «Что? Где? Когда?» Звучал он примерно так: «Из семи братьев и сестер она — самая желанная. Назовите её имя». Видимо, мой вопрос сочли недостаточно мудрым или остроумным.
Когда повзрослел, понял, почему тот вопрос забраковали: он слишком поверхностный, не раскрывает всей сути, и правильнее так: «90% населения, начиная с трехлетних детишек, которым пришла пора идти в сад, и заканчивая теми, кто ждет выхода на пенсию, состоит в Ее тайном культе. Ее ждут, как демобилизацию, как выздоровление, как зарплату или — как любимую женщину после долгой разлуки. И все потому, что за тысячи лет, с тех самых пор, как появился первый раб и первый господин, изменился только антураж. Она — подписанная вольная, долгожданный щелчок карабина на ошейнике, хлопок открытой бутылки шампанского. Назовите Её имя».
Имя Ей — Пятница. Пятница-тяпница, пятница-развратница, когда каждый подневольный рвется на свободу и пьет ее, как драгоценное вино, как многолетний виски так, словно она никогда не закончится, и в понедельник реальность не обрушится снова.
Я еле дождался окончания классного часа и рванул домой, потому что бригада из «Ростелекома» уже приехала, и прямо сейчас воплощается мечта, недостижимая в той реальности: нам подключают телефон! Вот теперь жить станет легче!