Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2

— Как хотите, — пожал плечами капитан. — Верите вы или нет, но во мне вспыхнула жажда экспериментатора. Я столько читал о «загадочной славянской душе»... И вот выпадает случай проверить все эти теории на практике. Бога ради, не считайте меня ни садистом, ни извращенцем. Там, где с ней будут... общаться, меня и близко не будет. Просто-напросто я не более чем скромный чиновничек, обязанный представить результат. Обязанный. Иначе до конца жизни просижу где-нибудь в глуши, подшивая бумажки. А мне этого категорически не хочется. У меня нет ни родителей-миллионеров, ни дяди-сенатора, я пробиваюсь наверх исключительно собственными усилиями и не могу себе позволить роскошь быть гуманным. Уж вы должны знать, что частенько бывают ситуации, когда гуманизм приходится послать к чертовой матери. — Похоже, он немного волновался. — Вы — это мое будущее, понятно вам? Я просто обязан добиться, чтобы вы прямо здесь наговорили с полчаса на магнитофон — после чего вам уже не будет пути назад, дома вам этой пленки не простят. Ваши подписки не имеют срока давности, а информация, которой вы располагаете — ценнейшая. У вас еще осталось какое-то время — когда ничего не началось и еще в силе мягкий вариант. Правда, его очень мало. Я не могу себе позволить долгие психологические игры... да вы и не из тех, с кем это прокатит. Поверьте, я отношусь к вам с большим уважением, а это означает, что я не могу себе позволить тратить время на словесную мишуру, уместную с человеком не столь высокого полета. К счастью, мы не в толерантных и политкорректных краях, а в Санта-Кроче, где иные нравы до сих пор патриархальны. Как человека это меня если и не ужасает, то заставляет содрогаться от омерзения... но я не могу себе позволить такой роскоши — остаться на задании человеком. Как часто не позволяли себе этого вы... Я сказал все, что хотел. А вы выслушали.

Он сел на самый близкий к окну стул, вполоборота к остальным, зажег новую сигарету с видом человека, бесповоротно устранившегося от дальнейшей беседы. Лысый полковник уставился на Мазура, кривя бледные губы. У него было лицо малолетнего садиста, вешающего кошку. Мазур знал в детстве одного такого с их улицы: как ни били, не унимался, разве что конспирировался все искуснее...

— Из твоей девочки в два счета можно сделать кусок мяса, — сказал полковник с выступившим на щеках лихорадочным румянцем. — Здесь есть отличный винный подвал, откуда не будет доноситься никаких воплей. А орать она будет. Я специально не стану затыкать ей рот, чтобы ты не только смотрел, но и слушал. Времена сейчас не прежние, — сказал он с искренним сожалением. — Больше не делают хорошего инструмента. Но все равно, есть штык-ножи, битые бутылки, спички и куча других подручных предметов. Ты не на шутку удивишься, когда своими глазами увидишь, что можно с девкой проделать с помощью вроде бы самых мирных бытовых предметов... Тебе ее правда не жалко? Совсем? Может оказаться так, что ты в конце концов запоешь, но девка уже будет в таком виде, что не во всякий приют для инвалидов возьмут. А если окажешься упрямым — всякое в жизни бывает, навидался — я за тебя возьмусь и позабочусь, чтобы ты не подох быстро, а успел сказать достаточно, чтобы удовлетворить того сеньора. И опять-таки не исключаю: когда ты развяжешь язык, будешь в таком виде, что краше в гроб кладут...

Мазур кое-что прикинул и сопоставил: по времени вполне сходилось. И спросил:

— А вы, любезный, при доне Астольфо не украшали ли своей персоной контору, именовавшуюся ДСГ?

— Ну и что? — пожал плечами полковник. — В свое время революционное правительство не нашло за мной грехов, так что я чист. Ну что ты ломаешься? — спросил он, полное впечатление, с искренним недоумением. — Тебе предлагают миллионы, паспорта Эстадос Юнидос тебе и твоей девке... А знаешь что? Я ведь могу и не загонять ей иголки под ногти. Я просто поставлю эксперимент: сколько жеребцов в солдатской форме она сможет выдержать, прежде чем отдаст концы. Так даже интереснее. Ты никогда не видел девку, которую одним заходом оттягивают десятка два солдат? Увидишь. Я тебе гарантирую...

Он замолчал. Вынужден был замолчать — казалось, над самой крышей пронесся могучий свистящий рев, отчаянно задребезжали оконные стекла — но уцелели. Низко над городом промчался с востока на запад реактивный истребитель.

Полковник с капитаном обменялись взглядами — и Мазуру в этих взглядах явственно увиделась растерянность. Непонятно, что это означает, но растерянность была...

А в следующий миг где-то на улице загремел голос, чеканивший что-то на испанском — явно мощный динамик. Голос гремел, не переставая — и тут же где-то в здании, очень похоже, на первом этаже, затрещали короткие автоматные очереди — именно автоматные, а не из автоматических винтовок. Так, это уже винтовка... Серия пистолетных выстрелов, снова заработали автоматы, уже ближе...