Отец еще не знал, что к тысяча девятьсот девяноста шестому году почти все заводы нашего города закроются. В том числе и мукомольный комбинат, где он проработал технологом пятнадцать лет. Папа перейдет работать на Молочный завод «Южный», и будет трудиться там до две тысячи восьмого, после чего и там производство обанкротиться, оборудование демонтируют и порежут на металлолом, капитальные корпуса и цеха разберут по кирпичику. Огромная территория бывшего завода зарастет лопухами и травой-амброзией высотой в человеческий рост…
7
Оказывается в двенадцать лет у меня абсолютно не было свободного времени. Едва я успел позавтракать блинчиками с чаем субботним утром, как за мной зашли Юра и Коля, и мы вместе направились в школу, на тренировку по волейболу. Витек отсутствовал, он уехал с родителями на выходные к бабушке в деревню.
— Да что с тобой, Кузнец?! Что стоишь как истукан? — ругались пацаны на тренировке, я же не мог им объяснить, что уже лет двадцать не играл в волейбол.
Сославшись на недомогание, я отпросился у нашего физрука Савельева.
— Не забывай, — напомнил мне в раздевалке Коля, — в час мы выезжаем на дачу.
Я кивнул и пошел домой.
Сегодня мне предстояло спасти дядю Борю, отца Коли, от рокового выстрела на даче. Как же мне это сделать? Нужно поехать с ними, но попасть на участок первым и попытаться спугнуть отморозков криком. Пожалуй, так и сделаю…
Я решил прогуляться по городу своего детства, наслаждаясь эпохой середины восьмидесятых. Не было ярких рекламных вывесок, потока иномарок на улицах, и суетливых людей с «мобилками» на ушах.
Рабочие из «Городского хозяйства» подстригали вязы вдоль дороги, белили бордюры, кое-где, на торцах здания уже крепили большие красные транспаранты: «С семидесятилетием Великой Октябрьской социалистической революции!».
Конец восьмидесятых — это конец целой эпохи. Люди еще верили в социализм, в светлое и безоблачное будущее. Скоро все изменится…
Возле высоких ворот «Сельхозтехники», на пьедестале, стоял старинный трактор с большими железными колесами. Я остановился и осмотрел чудо техники. В середине девяностых его снимут и поставят, как раритет, у областного чинуши на даче. Станки и комбайны в цехах «Сельхозтехники» порежут на металлолом. А само предприятие разберут по кирпичику, построив на этом месте торговый центр.
— Да…на таком чуде еще мой батя ездил.
Я обернулся: сзади стоял полноватый рыхлый паренек в клетчатой кепке, лет двадцати семи.
— Слушай, малой, не поможешь мне? — он участливо посмотрел мне в глаза.
— А что случилось?
— Понимаешь, тут такое дело. Я утром к дяде приехал, он в институт ушел, а я в магазин, за сигаретами выбежал и дверь захлопнул. Ты бы в форточку залез, а? Не буду же я до трех часов возле подъезда куковать…
— Не проще в институт сходить?
— На Милославку? В другой конец города? Да я бы и сам влез, да комплекция, понимаешь, уже не та, — он похлопал себя по животу. — Пойдем, я уже и чистилку под окно поставил.
Он привел меня в старый дворик с двумя трехэтажными домами. Во дворе было очень уютно: прямо посередине раскинулся небольшой фруктовый сад, а чуть вдалеке виднелась новая баскетбольная площадка.
— Меня, кстати, Миша зовут, — парнишка протянул мне большую мягкую ладонь.
— Сергей.
Он подвел меня к углу дома. Под окном стояла большая круглая чистилка для ног.
— Ну давай, Серега, выручай.
Я влез в открытую форточку по-кошачьи, неторопливо, нырнул вниз, опираясь руками на широкий подоконник, подтянул одну ногу, затем вторую. И спрыгнул на пол.
Прошел через широкую прихожую, мельком осматривая богато обставленную квартиру. И открыл злосчастную защелку на двери.
Миша быстро ввалился в квартиру.
— Спасибо тебе, друг сердечный, выручил.
Он протянул мне двадцать копеек.
— Держи на лимонад.
Я вежливо отказался от предложенных денег и быстро вышел из подъезда.
Рыжая пожилая дворничиха, подметая мусор, с подозрением посмотрела на меня:
— Что-то сегодня у нас ребята незнакомые ходят. Ты к кому приходил, мальчик?
— Да не к кому, я в форточку лазил.
Она осторожно отставила метлу в сторону.
— В какую форточку?
— В восемнадцатую квартиру. Меня парень попросил. Он из дома вышел, а дверь захлопнулась.
Я уже хотел пройти мимо, но бдительная тетка, как клещ вцепилась мне в локоть.
— Постой, в восемнадцатой у нас профессор Иванников живет. Там нет никакого парня.
— Не знаю ничего. Он сказал к дяде приехал.
Она еще крепче вцепилась мне в руку, почти повиснув:
— Профессор в Африку на месяц уехал, на раскопки. Люди добрые. Что же это делается? Грабят посреди бела дня! — запричитала женщина.
Маленький седой старичок в спортивном костюме возник будто из воздуха:
— Что случилось, Ильинична?
— Ой, беда, Саныч. Выручай. Восемнадцатую квартиру грабят. Беги к Семенову, он точно дома. Вызывайте милицию!
Дед вытаращил глаза и умчался в средний подъезд.
— Ну-ка, касатик, пойдем со мной.
Она поволокла меня к баскетбольной площадке, на которой лениво забрасывали мяч в корзину два увальня, лет восемнадцати.