Впереди - Берлин!

Тяжко было читать о зверствах, которым подвергались заключенные в лагере Штутгоф, расположенном около Гдыни. Слабым и больным впрыскивали смертельные дозы яда под видом противотифозной сыворотки. В январе, когда советские танки неслись к Одеру, заключенных стали перегонять на запад. Несколько суток люди шли по сугробам, ночуя на снегу, угадывая путь по цепочке трупов. Одна из колонн лишь на километре дороги насчитала 180 мертвецов, отметивших страшную дорогу. А в Ганце и Рябино, куда пригнали заключенных, их ожидал голод.

"Накажите праведным судом начальника лагеря Майера, коменданта лагеря Хоппе", - прочел я в конце письма.

...С того дня прошло много лет. И вот в 1961 году у меня дома зазвонил телефон.

- Алло! Говорит Павловцев. Николай Кириллович, помните, в апреле сорок пятого года я вам передал письмо заключенных из-под Гдыни?

- Помню, конечно.

- Они просили тогда судить коменданта лагеря Хоппе. Сегодня газеты сообщили: этот Хоппе досрочно освобожден из западногерманской тюрьмы за свое "примерное" поведение. Не исключено, что и министром теперь станет в Бонне. Прошлое у него для этого подходящее...

Да, не всех удалось нам судить праведным судом, не со всеми злодеями удалось расплатиться по счетам справедливой расплаты. Фашистские палачи хорошо знали, куда и к кому надо удирать от заслуженного возмездия...

Попрощавшись с Павловцевым, мы с Катуковым отправились по срочному делу в армейский ремонтно-восстановительный батальон, во владения "танкового доктора" - генерал-майора Дынера.

Павел Григорьевич Дынер - мой старый знакомый. Коренной киевлянин, главный инженер завода, он еще перед войной наряду со многими другими был направлен партией в армию. В 1940 году в Станиславе я впервые встретил Дынера, занимавшего тогда должность с длинным наименованием: "заместитель помощника командира полка по технической части". Инженер сразу получил в полку более короткое, но и более почетное прозвище - "танковый доктор": с такой любовью он выслушивал и осматривал машину.

В Дынере привлекала не только его любовь к делу, но и редкое умение передать эту любовь подчиненным, товарищам, увлечь самых разных людей рассказами о боевой технике. Войну он встретил со мной в Западной Украине 22 июня; под Москвой, когда лучшая танковая бригада Красной Армии получила звание Первой гвардейской, заместителем ее командира по технической части был подполковник Дынер. Потом он - зампотех корпуса, затем - армии. Не было случая, чтоб к концу операции у нас в Первой гвардейской танковой армии оставалось в ремонте больше десяти процентов танков: прямо под огнем люди Дынера восстанавливали боевые машины. Работа коллектива наших ремонтников спасла за войну десятки тысяч человеческих жизней, а отремонтированными за это время машинами можно было полностью укомплектовать не одну танковую армию.

Понятно, что мы гордились Павлом Григорьевичем и его коллективом.

- Чем обрадуешь, инженерская душа?- по дороге ласково спросил Катуков Дынера, который сопровождал нас.

Павел Григорьевич, как всегда, предпочитал дело делать, а не хвастать своими успехами.

- Принял кое-какие меры,- осторожничал он.- Хочется, чтоб вы лично посмотрели, сделали замечания, мы исправим все, что нужно...

Уклончивый ответ был не без лукавства: Михаил Ефимович за последние месяцы бывал только в боевых частях и никак не успевал выбраться к ремонтникам.

Командующий понял намек Дынера и усмехнулся.

- За три последних месяца, с января, наши танки прошли с боями свыше двух тысяч километров и перекрыли гарантированные нормы жизни машин в полтора-два раза, - припомнил я. - Так что армейские ремонтники, по существу, подарили армии целый танковый корпус.

- А сколько стоит один танк? - заинтересованно спросил Дынера Катуков.

- Раньше стоил четыреста пятьдесят тысяч, а сколько сейчас - точно сказать не могу. Товарищи как-то подсчитывали итоги нашей работы. Худо-бедно, а четверть миллиарда рублей мы сэкономили государству только за последние месяцы.

Катуков даже охнул, услышав такую невероятную цифру. А Дынер стал развивать свою любимую идею о всеобщей ответственности за жизнь танка.

- Как-то мы с членом Военного совета подсчитали среднюю продолжительность танка в разные периоды войны. В сорок первом-сорок втором годах танки жили всего двадцать процентов положенного срока, в сорок третьем году - семьдесят пять процентов, в сорок четвертом году - сто пятьдесят процентов, а в сорок пятом до двухсот процентов добираем. Побудут машины на "курортном лечении", еще сроку жизни им прибавим! Где же причина такого резкого скачка? Неужели только в качестве ремонтных работ? По-моему, не только в этом дело.

- А в чем? В механиках-водителях? - спрашивает Катуков.