Впереди - Берлин!

На следующий день мы с почестями хоронили Ружина. Держась рукой за гроб, как бы не веря в случившееся, Темник смотрел в спокойное лицо Антона Тимофеевича. Вся Первая гвардия, все, кто мог вырваться хоть на несколько минут, пришли проститься с любимым начальником политотдела. Прежде чем опустить гроб в могилу, Темник надтреснутым голосом сказал несколько слов:

- Прощай, наш лучший боевой друг, лучший человек бригады! Ты спас знамя, спас гвардейскую честь. Нет выше чести для солдата, чем погибнуть так, как погиб подполковник Ружин. В наших сердцах он будет жить вечно, и, пока знамя, которое грудью своей прикрыл он от фашистов, будет храниться в бригаде, бойцы и офицеры будут гордиться, что под этим знаменем служил и под этим знаменем умер Антон Тимофеевич Ружин. Клянемся, Антон Тимофеевич, что отомстим твоим убийцам! Клянемся тебе, верному гвардейцу-танкисту, что мы дойдем туда, куда не пришлось дойти тебе,- в логово фашизма, в Берлин!

Гвардейцы, ветераны сотен боев, не раз подставлявшие смерти собственную голову, привыкшие ко всем ужасам войны, плакали, как дети, когда гроб с телом Ружина опускали в землю. Мерзлые комья земли застучали по крышке.

Я подошел к Темнику. У него был измученный вид: орлиный нос и усы поникли, горе будто придавило обычно гордого и уверенного в себе командира бригады.

- Тяжело, Абрам Матвеевич? - впервые я назвал его по имени-отчеству: сблизило общее несчастье. Слезы покатились по его смуглым щекам.

- Вы знаете, Николаи Кириллович, кем он был для меня. Знаете, как меня в бригаде поначалу встретили, да еще после Горелова! Ружин Владимира Михайловича любил, но и для меня в сердце место нашел. Свел с коллективом, сроднил с людьми. Если бригада не посрамила своих традиций, этим больше чем наполовину мы именно ему обязаны. В тени всегда был, неговорливый, незаметный, а ушел как без рук я остался. Каких людей теряем, каких людей!

Всего четыре дня назад почти такие же слова мне сказал Ружин, стоя у гроба Горелова! И вот сам ушел следом за своим любимым боевым другом.

Инженер-полковник Павел Григорьевич Дынер крайне взволнован. Уже давно в штабе армии имели сведения, что в Куммерсдорфе расположился важнейший немецкий танковый полигон, и Павел Григорьевич загорелся профессиональным интересом: что за танковые новинки придумали немецкие конструкторы и технологи? Мы его понимали: заглянуть в лабораторию технической мысли противника - такая возможность не каждый день выпадает на долю инженера. Тут есть о чем поволноваться!

- Может, и не успели сжечь документацию, уничтожить результаты испытаний, - потирая руки, говорил он, получив сообщение, что Темник занял Куммерсдорф.

Вместе с Дынером на полигон отправился Павловцев. Мы еще на Сандомирском плацдарме получили сведения о совершавшихся в Куммерсдорфе преступлениях против человечности и сейчас решили подкрепить техническое обследование полигона политической разведкой.

Вести, привезенные Дынером и Павловцевым, оказались и радостными, и горькими.

- Частично документация уцелела, - докладывал Павел Григорьевич,прихватили на полигоне танки, которые противник испытывал. У них, наверно, сильная паника была, в последние дни расстроился весь хваленый порядок, поэтому кое-что нам в суматохе досталось. Самая большая удача - прихватили "мышонка".

- Это что за штуковина с таким нежным названием? - удивился Катуков. Сверхбыстрая машинка?

- Что вы! Сто тонн весом!

Михаил Ефимович даже присвистнул.

- Самый большой танк в мире. - Дынер даже руками развел пошире.- Видели бы пушку! Не то что вы, товарищ командующий, даже сам Андрей Лаврентьевич Гетман без трудностей в нее залезет.

- Можно хоть в тысячу тонн отгрохать. А что толку? На что такая махина годится? - пожимает плечами Гетман. - При таком весе танк всю маневренность теряет. Его и мосты не выдержат. Уже на танковом заводе этот "мышонок" в мышеловку попадет.

Исключительно знающий инженер Дынер и сам сейчас поставлен в тупик творением немецких изобретателей.

- В голову не приходит - зачем надо такого броневого бегемота делать? Все варианты перебрал - не могу понять. Разве что - только для обороны.

- Подожди совсем немного, - успокаивает Катуков, - в Берлине подробно все разузнаем. Как пишут газетчики, "тайное всегда становится явным".

Михаил Ефимович, конечно, шутил, но шутка его оказалась пророческой. Именно в Берлине мы нашли второго "мышонка". Эта громадина охраняла рейхсканцелярию. Третий "мышонок" был в Цоссене, прикрывал вход в Генеральный штаб сухопутных войск. А больше их не было. Эти гигантские стальные машины с колоссальными мортирами специально использовались для личной охраны фюрера и его "бесстрашного танкиста" Гудериана. Одурачив, обманув, одурманив немецкий народ, они все-таки не верили ему, боялись, трепетали за свою шкуру: а вдруг люди поймут, прозреют и потребуют ответа за совершенные преступления. На этот случай был приготовлен спасительный "мышонок" - танк, который, в сущности, не годился для боя, для маневра, но куда как хорош был для устрашения.